Второй шанс - [13]

«Вам следует понять, что чайка – это ничем не ограниченная идея свободы, воплощение образа Великой Чайки». Джонатан осознает необходимость быть верным самому себе: «Ты волен быть самим собой, свободен осознать свою истинную сущность и быть ею здесь и сейчас, и ничто не в силах тебе воспрепятствовать».

В 1985 году мы с Ким много раз оказывались в ситуациях, когда нам было негде жить и когда у нас не было денег купить еду. Нам приходилось ютиться в старой коричневой «тойоте» и в подвале у хорошей знакомой. Как я уже сказал, это было испытанием нашей веры.

Осенью 1985 года поток жизни унес нас в Австралию, где мы нашли тех, кому нравилось то, чему мы учили. Мы использовали игры, чтобы обучать людей социально ответственному предпринимательству и инвестированию. К декабрю 1985 года один из семинаров, который мы провели в Сиднее, принес нам небольшую прибыль, и это одна из причин нашей любви к Австралии и австралийцам. Мы отпустили все наше прошлое, и поток жизни принес нас в Австралию, где австралийцы предоставили нам шанс стать хорошими учителями.

Смена друзей

Как-то в 1986 году, совершенно неожиданно, мне позвонили из основанного Джоном Денвером фонда Windstar. Джон собирался провести семинар в Аспене и хотел узнать, не хочу ли я стать одним из приглашенных ораторов, в число которых входили другие предприниматели, такие как Бен Коэн и Джерри Гринфилд, создатели легендарной марки мороженого Ben & Jerry’s. Разумеется, я сказал «да».

Атмосфера в большом шатре на земле Джона в Аспене была почти такой же, как под куполом Фуллера в Монреале. Ощущение волшебства, изумления и возможностей было точно таким же. По какой-то причине я не стал затрагивать тему рок-н-ролльного бизнеса. Она показалась неподходящей. По какой-то причине – без всякой подготовки – я заговорил о вопросах образования и обучения. Я рассказывал о боли, через которую прошел в школе, о том, что хотел изучать одни предметы, но приходилось зубрить те, которые меня совершенно не интересовали. Я говорил об эмоциональной боли, которую испытал, когда в средней школе дважды провалил экзамены по английскому языку из-за того, что не мог хорошо выражать свои мысли в письменном виде. Я говорил о детях, похожих на меня, детях, которым хотелось учиться, но не нравилась школа. Я говорил о том, как традиционный процесс обучения сокрушал дух очень многих детей. В конце моего выступления я попросил всех участников группы закрыть глаза, сложить ладони и прослушать последнюю песню Уинтни Хьюстон «Самая великая любовь» (The Greatest Love of All). Первая строка этой песни полностью соответствовала моему настроению и сути послания:

Я верю, что дети – наше будущее…

Когда я замолк и спустился со сцены, лишь у немногих слушателей глаза оставались сухими. Люди в зале, эта группа «чаек», обнимали друг друга, у некоторых слезы текли так же, как у меня в 1981 году, в тот день, когда я сам находился на семинаре Баки Фуллера. Это были слезы любви, а не печали. Слезы ответственности, а не обиды. Слезы благодарности за полученный от жизни дар. Это были слезы смелости, вызванные знанием того, что меняющийся мир требует храбрости и мужества, которые рождаются в сердце. Многие в этой группе «чаек» уже знали, что английское слово courage (смелость) происходит от французского le coeur (сердце). В фонде Windstar собрались «чайки», многие из которых уже научились летать. И они знали, что для полета требуется смелость.

Ким стояла внизу, ожидая, когда я спущусь со сцены, и мы молча обнялись. Мы знали, что нашли свое предназначение. Мы знали, что нашли то, чему суждено было стать и что до сих пор остается делом всей нашей жизни.

Интересно отметить, что профессия учителя не входила в мой список ответов на вопрос «Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?». Я считал, что быть юристом – это «более высокое призвание», чем быть учителем. И дело не в том, что мне не нравилась школа. Мне не нравилось, когда меня силой заставляли учиться тому, чему я учиться не хотел. Мне не нравилось не учиться тому, чему я хотел учиться. Мне хотелось научиться понимать суть денег и быть таким же финансово свободным, как богатый папа. Но мне не хотелось быть таким же рабом чека на зарплату, безопасной работы и учительской пенсии, как бедный папа.

Взлеты в бизнесе

Как только мы с Ким ясно поняли, в чем заключается наше предназначение, организованная нами образовательная компания стала расширяться. У нас появились отделения в Новой Зеландии, Канаде, Сингапуре и Малайзии. В Соединенных Штатах наш бизнес переживал настоящий бум.

Десять лет спустя, в 1994 году, мы продали этот бизнес нашему партнеру. В то время Ким и я уже достигли финансовой свободы. Ким было 37 лет, а мне – 47. Мы добились финансовой свободы без постоянной работы, без государственной поддержки и без пенсионного портфеля, набитого акциями, облигациями и паями взаимных фондов.

Когда люди стали спрашивать нас, как мы достигли финансовой свободы без традиционных инвестиционных и пенсионных планов, мы с Ким поняли, что пришло время использовать наш новый второй шанс.

Следуя одному из обобщенных принципов Бакминстера Фуллера (принципу, который действует во всех случаях без исключений), мы создали следующий бизнес – компанию, которая сегодня называется Rich Dad.