Он ткнул кривым пальцем в сторону Елены Андреевны, а у меня возникло стойкое желание втереть ему промеж ушей, чтобы его мясистый, в красных прожилках нос сплющился в лепёшку.
– Это наша администратор, Елена Андреевна, – торопливо ответила Лида. – Вася, мы только поговорим, и они уйдут.
– Уйдём, если вернёте вещи, которые вы, Лидия, взяли в номере вот этих людей. И даже, возможно, обойдёмся без милиции. Но в нашей гостинице вы после этого работать не будете.
Лида снова закусила губу и затравленно посмотрела на свою начальницу, похоже, уже бывшую, на нас с Анатольичем, затем на Васю.
– Слышь, ты чё гонишь, бля? Ты чё, хочешь сказать, Лидка воровка, что ли? Ты в натуре рамсы, что ли, тёха, попутала?
Спокойствию Елены Андреевны, напомнившей мне в этот момент героиню Анны Михалковой в сериале «Простая женщина», можно было лишь позавидовать.
– Лида, это кто вообще?
– Это Вася, – пролепетал та испуганно.
– Вася, вы бы не вмешивались в чужие разговоры. И вообще, здесь дети маленькие, а вы распиваете при них спиртные напитки, да ещё и материтесь.
– Слышь, тёха, ты меня чё, жизни учить будешь?
– Во-первых, она тебе не тёха, а женщина, и звать её Елена Андреевна, – выступил вперёд Анатольич. – А во-вторых…
– А во-вторых, вы щас на хер съеб…сь отсюда.
– Точно, пусть валят, – поддакнул его собутыльник. – Хер ли припёрлись, мешают людям культурно отдыхать.
– Слышали? Мешаете культурно отдыхать. Так что делаем отсюда ноги, пока они у вас ещё целые.
– То есть ты уверен, что переломаешь нам ноги? – приподнял одну бровь Анатольич.
Я видел, что сохранять спокойствие ему приходилось из последних сил, да я и сам уже закипал, пальцы моих рук непроизвольно сжались в кулаки.
– Тебе-то, прыщ? Да легко. Даже без их помощи, – он мотнул головой в сторону оскалившихся жёлтыми зубами собутыльников. – А потом вон тому шкету шею намылю. Ноги, так уж и быть, ломать ему не буду, пожалею пацана.
Храбсков и впрямь не отличался габаритами, даже ниже меня на полголовы, да и статью поскромнее. Однако он был взрослым, а по моему лицу всё равно видно, что я ещё на пороге совершеннолетия. Вот только Вася не знает, с кем связался, и потому для него стало полной неожиданностью, когда Анатольич сделал быстрый шаг вперёд и пробил двойку ему в «бороду».
Вася не упал, он упёрся задницей в стол и помотал кудлатой головой, приходя в себя. Провёл ладонью по лицу, с удивлением разглядывая на пальцах кровь. Всё-таки весовая категория у Храбскова не та, чтобы вот так запросто отправлять в нокаут таких амбалов. А тот выпрямился, покачнулся, но всё же удержался на ногах.
– Ну всё, сука, п…ц тебе!
В его руке каким-то непонятным образом материализовался нож, только что лежавший на столе рядом с огрызком полукопчёной колбасы, а в следующее мгновение блеснувшее в свете тусклой лампы лезвие должно было войти Анатольичу в печень… Должно было, но не вошло – моя реакция оказалась быстрее. Я не отталкивал тренера с траектории движения руки отморозка, я просто изменил эту самую траекторию посредством удара ребром ладони по предплечью, в самый последний миг, когда лезвие уже коснулось куртки.
Вася всё же удержал нож в стиснутых пальцах, хотя и ощерился от боли. И тут же под истошный бабий вой: «Убиваю-ю-ю-т!» я заехал носком ботинка ему по голени.
– Бляяяя…
Вот теперь нож на полу. Понимаю, больно, но не фиг с тесаком кидаться на людей. А Лида продолжала вопить на одной высокой ноте, и ей вторили дети из-за занавески, заливаясь протяжным плачем: «И-и-и…»
– Вот сука, куртку порезал!
Ого, не ожидал от Анатольича таких крепких выражений! Да ещё при женщине… Хотя на его месте я бы, пожалуй, выразился и покрепче. Эту куртку он, помнится, пару лет назад в Москве покупал, она была всё ещё как новая. Но лучше уж куртку, чем кожу.
Между тем события разворачивались со стремительной быстротой. Двое подельников «обезьяны» оказались не робкого десятка, причём оба кинулись на меня. Но на пути одного из них оказался Валерий Анатольич и, на этот раз не уступая габаритами сопернику, серией коротких ударов отправил того на дощатый пол.
Это я увидел краем глаза, сам будучи занят разборками с третьим головорезом. Тот решил применить против меня в качестве метательного оружия пустую бутылку из-под водки. Но я уже словно бы по наитию успел подхватить табурет и принял на его сидушку летевшую в мою голову бутылку. Стекло оказалось крепким, либо бросок слабоват, в общем, не разбилась стеклотара. А вот от моего ответного броска табуретом ему пришлось закрываться руками. Больно, понимаю и даже где-то немного сочувствую, однако распускать сопли в данной ситуации недосуг, нужно заканчивать дело. Я и закончил, той же самой табуреткой отлупив бедолагу так, что он, скукожившись на полу, завыл, прося снисхождения. На своём, маргинальном языке:
– Бля, парень, бля, не убивай, в натуре, у меня самого пацан растёт, сиротой в натуре оставишь…
Застыв над ним с занесённой в руках табуреткой, к удивлению, достаточно крепкой, чтобы всё ещё оставаться целой, я медленно выдохнул:
– Пшёл отсюда, мразь!
Тот дважды не заставил себя просить, шустро этак, по-собачьи, на четвереньках двигаясь к выходу. А в следующее мгновение раздался оглушительный настоящий рёв, и в меня въехал локомотив… То есть по ощущениям локомотив, а в действительности это был Вася, который, немного очухавшись, решил отомстить своему обидчику, изобразив из себя регбиста. Когда тебя сносит такая туша, да ещё пытается после этого придушить своими крепкими, татуированными пальцами – удовольствие, скажу вам, небольшое. Тем более что хватке его пальцев мог бы позавидовать иной бульдог, а то и стаффтерьер.
