Второй Саладин - [6]

– Что случилось? – спросил Оскар. – Матерь божья, я уж подумал, что началась война.

– Матерь божья, она и началась, – сказал Рамирес, думая о высоком мужчине, потому что внезапно ему открылась истина: он видел воина.

Глава 2

Озадаченный представшим его глазам зрелищем, Билл Спейт остановил свой «шевроле» у обочины. Должно быть, он запутался в нумерации – часть этих домишек в западных пригородах Чикаго отстояла так далеко от дороги, что цифр было не разглядеть. Он открыл портфель и принялся рыться в бумагах.

«Ну давай же, давай, старый дурак», – подстегнул он себя и тут наконец заметил табличку с адресом. Все верно – Олд-Элм-роуд, 1104. Может, он не там свернул с шоссе и угодил в другой городок? Да нет, он был внимателен, очень внимателен и видел знак на выезде. Он приехал куда надо.

Но церковь? Сколько Спейт ни напрягал память, ему не удавалось выудить из нее ни одного эпизода, в котором Пол Чарди был бы хоть как-то связан с религией. Может, у Чарди поехала крыша – эти отчаянные головы все немножко ненормальные – и он ударился в религию? Еще в одну. Ведь отдел спецопераций – та же религия. И все же Спейт не мог вообразить себе ширококостного, мускулистого Чарди с его крутым нравом и уникальными талантами, облаченным в рясу священника и выслушивающим откровения прыщавых подростков в темной кабинке исповедальни.

Тем не менее, он взглянул на церковь – нечто в современном духе, смахивающее скорее на стеклянную коробку с крышей, нежели на нормальное здание. В ярко-голубом весеннем небе чернел тонкий крест. Если бы не он, строение можно было бы принять за какой-нибудь новый конгресс-центр. Выцветшие глаза Спейта уперлись прямо в вывеску: «Церковь и школа Пресвятой Девы Марии». Буквы белые и монументальные, высечены на черной плите. И надпись ниже: «Научись прощать самого себя». Этот совет заставил Спейта поморщиться. Неужели? Неужели Пол…

Впрочем, если это школа… Представить Чарди в окружении детей, а не монашек и священников, вполне возможно. От матери этот атлет унаследовал какой-то юношеский задор, пленяющий детские сердца. Зато от отца и его венгерских предков Чарди достались замкнутость, угрюмость и подверженность быстрой смене настроения.

В эту минуту из-за церкви на заасфальтированную площадку высыпали ребятишки, целый класс. И откуда у них столько энергии? Глядя на них, Спейт мгновенно ощутил свой возраст. Обстановочка вокруг была та еще, а одинокий старикан с бородой и в плаще – очевидно, приставленный приглядывать за этой оравой – так кротко стоял в сторонке, что Спейт испугался за него.

Дело шло к полудню. Предстоящее задание вызывало нехорошие предчувствия: Спейт не был уверен, что справится. Он тяжело вздохнул, въехал на стоянку, с трудом нашел место, помеченное знаком «Для посетителей» и поплелся к строениям вдалеке. Увесистый портфель оттягивал руку.

Ему предстояло миновать площадку, где ребятишки перекидывались мячиками и, как обезьянки, висели на турниках. Поскольку собственные дети Билла ходили оборванцами, ему приятно было видеть здешних мальчиков при «бабочках», а девочек в аккуратных плиссированных юбочках. Однако вынужденная строгость в одежде ничуть не укрощала маленьких дикарей. Они как ни в чем не бывало дрались, толкались и орали друг на друга, так что однажды воспитателю даже пришлось вмешаться и разнимать потасовку. Детки. Спейт покачал головой, но мысли его были далеко.

Его беспокоил Чарди. Не каждый день вламываешься в жизнь человека после семилетнего – или уже восьмилетнего? – перерыва как ни в чем не бывало. И потом, тогда, во время расследования, Билл не слишком удружил Чарди. Он просто сказал правду, которая была совсем не на руку Чарди. Может статься, Пол затаил на него злобу. О крутом нраве Чарди ходили легенды: однажды он залепил затрещину начальнику базы.

Билл остановился посреди площадки. Его замутило. Надо было принять что-нибудь от желудка. Церковь нависала над ним, дети окружали кольцом. Ему вдруг захотелось в туалет. Возможно, если он найдет где-нибудь поблизости сортир и присядет, у него будет время взять себя в руки.

С другой стороны, может, лучше покончить с этим делом. И чем быстрее, тем лучше, раз уж он зашел настолько далеко.

Билл сунул руку в карман, вытащил флакончик с ополаскивателем, набрал полный рот мятной жидкости. Ее прохладная свежесть ободрила его, заглушила кислый вкус, стоявший в горле.

«Я справлюсь».

Он обернулся – баскетбольный мяч ударил его по колену и отскочил, орава малолетних сопляков с воплями пронеслась вдогонку.

– Прошу прощения, – окликнул он старого недотепу, который склонился над двумя хлюпающими сорванцами. – Есть тут у вас где-нибудь канцелярия? Как мне туда пройти?

– Тебе в самом деле нужна канцелярия, Билл? – осведомился Пол Чарди, разгибаясь.

* * *

Во всем был виноват плащ, скрадывавший размеры. И борода – на удивление седая, – до неузнаваемости изменившая мрачное лицо полуирландца, смягчившая воинственный подбородок. И волосы, отросшие настолько, что их можно было заправить за уши; раньше Пол всегда стригся коротко, под ежик, как и сам Билл. И еще площадка, кишащая детьми, яркое солнце, скачущие, свистящие над головой мячи, гам, церковь. Все было совершенно иное. В последний раз Билл видел Пола на оружейном складе на границе. На Чарди были мешковатые штаны цвета хаки, украшенный шитьем мундир, черно-белый тюрбан и темные очки. Грудь крест-накрест пересекали патронные ленты, а сам он загорел почти дочерна. При нем был автомат Калашникова, за спиной – два снаряженных гранатомета, и еще связка советских гранат «Ф-1» на поясе.