Второй президент Чехословакии Эдвард Бенеш: политик и человек. 1884–1948 - [169]

.

К 25 февраля стало ясно, что стремление возобновить деятельность прежнего НФ уже нереально. В течение четырех дней коммунисты настолько изменили ситуацию, что возвращение за стол переговоров и к дофевральскому состоянию решительно отвергали. Они сосредоточили в своих руках уже столько власти и так хорошо контролировали положение, что были уверены в своей победе. Таким образом, прежний НФ был мертв; одни не хотели, а другие не имели сил его гальванизировать.

25 февраля в 11 часов Бенеш принял Готвальда, Запотоцкого и Носека, которые предложили ему проект нового, дополненного по их желанию правительства, настаивали на принятии отставки 12 министров и быстром решения вопроса. Прозвучали угрозы с обеих сторон: Бенеш – своей отставкой, коммунисты – всеобщей забастовкой. И президент сдался. Во второй половине дня 25 февраля он, наконец, дал согласие на отставку 12 министров, подписал декреты о назначении новых министров и создании правительства «возрожденного» Национального фронта. Как полагал Бенеш, так можно будет хотя бы отчасти сохранить позиции проигравших партий и предотвратить политические репрессии. Сразу после встречи с представителями КПЧ, обосновывая в своем ближайшем окружении принятое им решение, он выдвинул два основных аргумента: опасение, что отсутствие правительства приведет к хаосу и столкновениям, к расколу общества и началу гражданской войны, и убеждение, что сложилась ситуация, при которой любое сопротивление коммунистическому натиску после пяти дней кризиса бесполезно, если оно не началось ранее, 20 февраля[951]. В беседе с секретарем Сикорой на эту тему Бенеш заявил: «Причина того, почему я подписал и принял всё, что мне предложил Готвальд, вытекала из простого рассуждения о том, перед чем мы оказались. Мы находились в двух шагах от ужасной пропасти гражданской войны, в результатах окончания которой не могло быть сомнения, и моей обязанностью как президента было воспрепятствовать тому, чтобы нечто подобное произошло». О возможности своего ухода в отставку после назначения нового правительства, по словам Сикоры, Бенеш впоследствии говорил: «Если кто-либо из наших людей сегодня думает и говорит, что я должен был уйти в отставку, то я отвечаю на это коротко. Вы хорошо знаете, что сначала я действительно хотел так поступить. Потом же я об этом здесь (в Сезимовом Усти. – В. М.) долго размышлял. Что это означало бы? Поражение – уход с позиций. И то, и другое вело бы к неправильным выводам и догадкам. Возможно, это был бы жест. Но для кого? Ничего более и ничего другого, чем жест. Это означало бы размахнуться, бросить камень в воду, пошли бы небольшие волны, говорили бы об этом день-два а потом бы обо всем этом прекрасно забыли. И даже не знали бы, что был какой-то президент Бенеш. В той круговерти, которую мы сейчас переживаем, это определенно выглядело бы так»[952].

Отступление президента от его первоначального умысла уйти в отставку являлось, таким образом, следствием представления, что тем самым он облегчил бы коммунистам ситуацию, оставил позиции и отказался от возможности вмешиваться, влиять на будущую политику. Но вскоре, по мнению К. Каплана, Бенеш убедился не только в нереальности своих представлений, но и о политической вредности такого решения. Его принятию, по-видимому, способствовала и болезнь Бенеша, который еще летом 1947 г. перенес инсульт и в момент февральских событий находился в плохой физической форме: общавшиеся с ним в это время люди отмечали его слабость, потребность в частом отдыхе и даже нарушения речи. Нельзя сбрасывать со счета и опасения президента за ухудшение чехословацко-советских отношений в случае непринятия требований коммунистов: угроза для Чехословакии со стороны Германии, по его мнению, не исчезла, и Советский Союз был гарантом существования ЧСР как самостоятельного государства.

Москва довела свой взгляд на ситуацию в Чехословакии через заместителя министра иностранных дел СССР В. А. Зорина, прибывшего а Прагу с официальным визитом 19 февраля. Он должен был принять участие в съезде советско-чехословацкой дружбы и проинспектировать поставки зерна в ЧСР из Советского Союза. Судя по известным ныне документам, бывший советский посол в Праге Зорин счел возможным давать рекомендации руководителям КПЧ. Информируя Москву о ситуации в стране, он сообщал, что дал Готвальду совет быть потверже, не колебаться и не идти на уступки правым. Зорин обращал внимание Готвальда и Сланского на необходимость быть готовыми к решительным действиям и к возможности нарушения некоторых формальных положений существующей конституции и законов, чего, как почувствовал Зорин, они ужасно боялись. По мнению Зорина, было бы полезно по партийной линии дать из Москвы Готвальду указание действовать решительнее и не быть в плену парламентских иллюзий. Молотов ответил Зорину, что 22 февраля «Правда» выступит с оценкой событий в Чехословакии, что и было сделано. Встречу Зорина с Бенешем в Москве не сочли нужной[953].

Непосредственная реакция Запада на февральские события в Чехословакии оказалась не столь бурной, как можно было ожидать. 25 февраля правительствами США, Англии и Франции был принят текст совместной декларации, в которой в общей форме осуждались эти события. Вместе с тем США и западные державы вскоре сделали весьма жесткий вывод из случившегося в Чехословакии. Это касалось уточнения их военной программы и укрепления всестороннего сотрудничества с целью воспрепятствовать упрочению позиций коммунизма и советского влияния в Европе. Фактически полное овладение коммунистами властью в Чехословакии подогрело военный психоз на Западе, усилило антикоммунистические и антисоветские настроения, и, как следствие, инициировало подписание Брюссельского (март 1948 г.), а затем и Североатлантического пактов, т. е. создание НАТО (апрель 1949 г.)