Второй после Бога - [10]

Хуже всего то, что я не знал точно, кто была моя мать. Знал лишь, что она была служанкой в усадьбе Хорттен. Я почти не помнил ее, она умерла, когда мне было пять лет. Я смутно вспоминаю изможденную женщину, которая держит меня на коленях, пока у нее не начинался приступ кашля. У нее словно не было лица, как у невидимки, как… как… у слуги камер-юнкера.

Через силу я улыбнулся про себя над таким сравнением, а мои пальцы незаметно скользнули в карман, чтобы проверить, лежит ли там бумага, “…замерз насмерть…” прошептала бумага моим пальцам, и я быстро выдернул руку из кармана, словно обжегся.

И снова мои мысли невольно вернулись к слуге камер-юнкера. Этот Герберт и в самом деле был какой-то невидимый. Часто я вообще забывал, что он едет вместе с нами. За всю поездку он едва ли произнес хоть одно слово, я, во всяком случае, этого не слышал. Он всегда находился где-то на заднем плане и всегда был готов помочь юнкеру Стигу накинуть плащ, надеть шляпу, раздобыть еду, сесть в карету, собрать или распаковать вещи. Он делал все, не произнося ни слова, не изменившись в лице. Почти как живая кукла. Было что-то зловещее в этом неживом образе жизни, что-то призрачное. Не помню даже, чтобы он пыхтел или постанывал, когда мы с ним тащили тяжелые сундуки.

Пока я стоял с париком в руках и примерял его перед треснувшим зеркалом, я никак не мог вспомнить лица Герберта, хотя видел его несколько минут назад. Помнил только, что он был немного ниже, чем юнкер Стиг, обычного телосложения, ни толстый, ни худой, но была в нем пухлость щенка… или ребенка. Я предполагал, что он немного старше юнкера, которому, по моему мнению, было за двадцать, однако определить возраст Герберта было невозможно, ему могло быть сколько угодно от двадцати пяти до сорока лет. Сколько бы я ни повторял все это про себя, представить его себе я не мог. Ни лицо, ни фигуру, ни черты, ни движения. Он как будто не существовал. Был всего лишь мыслью. Фантазией. Нет, не так. Предметом фантазии он никак не мог быть. Предмет фантазии можно себе вообразить, причем таким живым, что легко поверить, будто он существует на самом деле. С Гербертом было иначе. Ты знал, что он существует. Но не больше. Он был серым и прозрачным. Невидимым. Собственно, его не было.

Из покоев аптекаря послышался громкий многоголосый смех, один голос я мгновенно узнал. Я быстро застегнул сюртук, проверил, висит ли на поясе кошелек, и вышел на лестницу в конце дома. Две женщины, каждая с корзинкой, шли рука об руку по направлению к рыночной площади. Высокую фигуру фрейлейн Сары я знал хорошо, женщина, идущая рядом, была невысокая, с пышными формами, и я решил, что это фру Крамер, жена аптекаря. Их разговор был похож на щебетание птиц, они быстро скрылись из виду.

У аптекаря Крамера были покупатели. Горожане сидели в зале вокруг большого стола, перед ними стояли маленькие рюмки. Гости расслабились, некоторые даже сняли фрак, а те, кто был в парике, положили его на стол. Я остановился в дверях. С потолка на меня глядело чудовище, словно раздумывало, напасть на меня сразу или немного подождать. Из страшной пасти торчали острые зубы. Туловище, кривые ноги и длинный хвост были покрыты чешуей, похожей на рыбью. Чудовище оказалось чучелом, висевшим на солидных цепях. Мальчишка-помощник толок что-то в большой ступе, постанывая в такт своим движениям. Аптекарь, водрузив на круглый нос очки, осторожно сыпал какой-то белый порошок на чашу весов, пока обе чаши не оказались на одном уровне. На стене над ним висели длинные полки с кружками, банками и бутылками со странным содержимым – сушеными пауками, сороконожками, костями крыс и птиц, а под рабочим столом, по всей его длине, находилось несметное количество больших и маленьких ящичков. Под потолком висели рыбьи и змеиные кожи и множество пучков сухих растений. В помещении стоял резкий, чуть горьковатый запах, и слышался звон капель, падавших из перегоночного аппарата в задней комнате. Когда я вошел, горожане замолчали, некоторые приветливо кивнули мне, а господин Крамер снял очки и встал.

– Могу я вам чем-то hilfe? – спросил он.

– Мы с моим господином уходим до вечера, и я хотел попросить вас оказать нам любезность и дать с собой немного еды, – тихо сказал я.

– Natürlich, – сказал аптекарь. – Brot und ost und пиво und…

Он скрылся в заднем помещении, отсутствовал несколько минут, потом вернулся.

– So, – сказал он с удовлетворением и протянул мне корзинку с едой.

Я хотел заплатить, но он сказал, что это можно сделать и позже.

Беседа в зале возобновилась, как только я закрыл за собой дверь и отправился на встречу с нунцием.

Глава 4

– Сможете ли вы найти усадьбу Трооошвик? – спросил меня нунций по пути к гавани. Увидев на моем лице растерянность, он вытащил какую-то бумажку. – Gucken Sie mal: усадьба Троо-швик, – сказал он.

Я прочитал то, что было написано на бумажке, и засмеялся. Он обиженно взглянул на меня.

– Да, думаю, я смогу найти усадьбу Тросвик, – сказал я и показал на воду. – Она находится на северо-западе, вон за тем низким мысом, но это недалеко. Если мы найдем кого-нибудь, кто нас довезет, это займет меньше часа.