Второй брак Наполеона. Упадок союза - [179]

Таким образом, по его словам, еще и теперь только от Александра зависит, сможет ли он пожать плоды союза и сделать свое царствование самым славным, самым блестящим, какое когда-либо знавала Россия – конечно, при условии, если царь останется верен союзу. Разве дать России Финляндию и русло Дуная, да еще надежду на морской мир в ближайшем будущем, – не значит исполнить желаний ее народа, не значит осуществить его самые смелые мечты, “закончить ее роман?”. И все это вполне возможно, если из остановятся перед строгими мерами, если оградят себя от всякого рода контрабанды!.. По своему географическому положению Россия рождена, чтобы быть другом Франции. Если она останется таковым в впредь, ее наградой будет расширение ее владений и выгоды, которые воспоследуют для нее из ее содействия близкому уже морскому миру, который впредь не будет зависеть от капризов и деспотизма нации, находящейся, благодаря принятым за последнее время мерам накануне гибели. В противном случае Россия опять станет в положение, в котором у нее останутся только надежды. Он знает, что и он может стать в такое же положение, но, во всяком случае, достоверно то, что, если между их империями вспыхнет война, она неизбежно принесет вред и победителю, и побежденному”.

Впрочем, – сказал он, – исходя из того, “что русский император и его министр – первые и единственные люди, которые поняли его, он уверен, что Его Величество примет во внимание его просьбу и все, что с ней связано, но, что для этого безусловно необходимо отказаться от всех полумер, которые могут затянуть, может быть, на год, а то и на два, неопределенное положение обеих империй и, без coмнения, доведут их до ссоры”. Стало быть, прежде всего необходимо, чтобы император Александр, не пускал в свои гавани те шестьсот судов, на которых сложены остатки британского богатства; чтобы он снова выкинул в море то, что оно выбросило к нему на берег после громадного кораблекрушения, а то – и это еще лучше – он может, впустив их, завладеть ими и объявить их своей законной добычей. Эта суровая мера, обогатив его казну, довершит финансовый крах англичан, за этим вскоре последует мир, и цель союза будет доступна. Вот тема, которую Наполеон развивал в двадцати различных видах. Несмотря на тысячи отклонений в сторону, он постоянно возвращался к ней самыми неожиданными подходами, всякий раз приводя новые факты, новые доказательства и соображения и, наконец, в заключение разговора, передал в руки Чернышева письмо императору Александру, составленное в следующих выражениях:

“Мой Брат, Ваше Императорское Величество, прислали мне чудных лошадей, за что спешу принести Вам мою благодарность”.

“Англичане сильно страдают от присоединения Голландии и от моего приказания, занять порты Мекленбурга и Пруссии. В Лондоне каждую неделю происходят банкротства, приводя Сити в замешательство. Фабрики стоят без работы; магазины завалены товаром. Я только что приказал забрать во Франкфурте и Швейцарии громадное количество английских и колониальных товаров. Шестьсот английских судов, скитавшихся в Балтийском море, не были приняты ни в Мекленбурге, ни в Пруссии и направились к владениям Вашего Величества. Если вы примете их, война затянется; если же задержите и конфискуете их груз, – тогда ли, когда суда будут в ваших гаванях, или же когда товары будут уже свезены на берег, – удар нанесенный Англии, будет ужасен. Все эти товары принадлежат англичанам. Мир или продолжение войны в руках Вашего Величества. Вы желаете и должны желать мира. Ваше Величество может быть уверенным, что мы добьемся мира, если вы конфискуете эти шестьсот судов и их груз. Какими бы бумагами они ни были снабжены, под каким бы именем ни скрывались – французским, немецким, испанским, датским, русским, – Ваше Величество может быть уверен, что они принадлежат англичанам”.

“Граф Чернышев, который возвращается к Вашему Величеству, отлично держал себя здесь”.

“Мне остается только просить Ваше Величество всегда рассчитывать на мои неизменные к вам чувства, которых не могут поколебать ни время, ни события”.

Кроме изложенной в этом письме просьбы, Чернышеву поручено было передать на словах еще другую, которую Коленкуру предписывалось поддерживать всеми силами. Дело шло о Швеции. За несколько дней до этого недовольство Наполеона Швецией снова усилилось. Дело в том, что стокгольмский кабинет только делал вид, что желает исполнять принятые на себя обязательства. Он все время изобретал предлоги не прерывать сношения с англичанами и просил отсрочки. Правда, Наполеон надеялся, что Бернадот, по приезде в Стокгольм, сдержит слово и заставит объявить войну англичанам, но, вместе с тем, чтобы сломить сопротивление Швеции, он искал и другие средства воздействия на нее. Он сделал посланнику Швеции жестокую сцену. Его выкрики доносились до соседних комнат, так что дежурные офицеры, находившиеся рядом с кабинетом императора, сочли нужным из скромности удалиться. “Швеция, – говорил он барону Лагельбиельке, сделала мне в этом году зла больше, чем пять коалиций, с которыми я справился. Она одна, что ли хочет служить складом, откуда все английские и колониальные товары могут найти свободный доступ на континент? – Ну, нет! Если бы даже появился новый Карл XII и стал лагерем на высотах Монмартра, он не добился бы этого от меня.