Второй Беличий Песок - [86]

По большой карте, которая охватывала всю Щенковскую область, нарисовались различные маршруты и направления: лемминговая дорога к Шишмору, причал на речке Искруха, ближайший к объекту; дорога собственно от шишморского цокалища к топям, через пустыри, и многое другое. Осиновых брёвен было допушища севернее по течению Жад-Лапы — там имелись большие осиновые рощи, и только на прополке просек и выносе сушняка можно было набрать немерянную кучу, что кстати и делали. По результатам же обцокивания и расслушивания постановили примерно следующее: причастным ушам воткнуться в детальный проект необходимой машинерии и построек, а на местности начать работы по расширению мышиной дороги до лемминговой. Собственно она так называлась по причине того, что зимние паровозы именовались «леммингами» — серии «Л», и это уже было ещё более серьёзно, чем мыши — потому что и мыши перетаскивали не по пуху сколько грузов.

Собственно, даже Макузь не настаивал на лемминговой дороге прямо до топи — для одной опытной платформы хватит и мышиной, а потом так потом. Предполагалосиха ближайшей же зимой завезти в Керовку материалы и механизмы для платформы, собрать её и начать выгон тара — ну и соответственно, проложить гать вдоль делянок, годную для проезда телег или даже небольших паровичков, дабы снабжать платформу топливом. Построить прямо в болоте посуду для тара было можно, а вот складировать много тонн брёвен — не в пух, потому как они размокнут и будут гореть из лап вон плохо.

Пожалуй, больше чем вся эта шелуха, взлетевшая над таром, Макузя порадовала Ситрик — всмысле ещё больше, чем обычно. Бельчона была настолько весела от возвращения в цокалище, что носилась среди зелени, как серо-фиолетовая перепёлка — только и доносилось, что цявканье. К тому же Треожисхулты, ситрячьи отец с матерью и многочисленные братья и сёстры, поспешили распушить уши и довольно помотать оными в ознаменование возвращения своей согрызуньи. Собственно, они встречали как родного и Макузя, потому что соображали насчёт прибочности двух пушных зверей — так что ему пришлось постоянно вспушаться. Родичи у Ситрик были, что уж там цокать, те ещё грызи… правда, ухо не совсем улавливало, почему сама Ситрик совершенно серенькая, в то время как предки — обычные рыже-бело-серые белкиъ. Хотя теперь она была не серенькая, а серо-фиолетовая — фуксиновая краска оказалась настолько въедливой, что на выцветание пуха уходило больше года, и грызуниха могла без труда поддерживать такое состояние пушнины. Что она, надо заметить, и делала, учитывая то что практически сама организовывала первую в Щенкове красочную лавку.

Ночью во дворах Треожисхултов, как и во многих других по цокалищу, горели костерки, приятно несло дымом и взваривался чай, а пуши негромко перецокивались, чтобы не будить суркующих. Там же, где разбудить никого не боялись, распевали частушки и народные песенки, трясли хвостами и вообще всячески тешились, давая отдых голове и лапам. В частности, на песчаной площадке возле ситричьей избушки часто гоняли курицу, разделившись на две команды и стараясь загнать птицу в ворота. Как известно, курица имела высокие характеристики по бегу, так что загнать её куда-нибудь отнюдь не просто, и это веселило.

На цокалище недвусмысленно надвигался конец лета — поля пожелтели, на огородах произошли плоды, а полуденная жара зачастую висела без единого звука, кроме звона стрекочущих насекомых. Грызи, в том числе означенные, периодически закапывались в почву по теме изъятия корма и набивания оного в Закрома — у Треожисхултов были свои собственные, даже большой ледник. То тут, то там раздавался характерный шорох от орехов, несомых в мешке. Макузь основательно полюбил огороды, потому как именно на грядках мог подольше полюбоваться на грызуниху — днём, если не на огороде, она обычно убегала в такие места, о существовании которых он и не догадывался, и снова цокала десятки имён грызей, какие никак не запомнить.

— Пушня! — безаппеляционно цокнул Макузь, указавши когтем на белкуъ.

— …эмм… — почесала за ухом та, — Короче, ты сам знаешь.

Он интуитивно догадывался, по крайней мере. А поэтому — ну точнее не совсем поэтому, а параллельно этому — пошёл дальше грызть план постройки черпака. Соль состояла во многих моментах — например в том, что не стоило слишком размахиваться, если вдруг всё-таки пруд не захочет отдавать достаточно тара, и не тратить лишние ресурсы. Также, подвозить стройматериалы и механизмы предстояло на мышах, что накладывает ограничения на вес и габариты груза — такой котёл, как замышляли грызи, целиком на мышь не погрузишь. Следовательно, стоило продумать его доставку по частям и сборку на месте, а это не раз и два цокнуть. К группу, трясшему по направлению в топи, присоединились и давние знакомые Макузя, Ратыш и Речка, и тут же взялись делать масштабный макет черпалки, дабы эт-самое.

Выточить из дерева все детали и собрать штуку, даже не заморачиваясь функциональностью — оказалось делом достаточно трудоёмким, так что Макузь засомневался, что оно нужно. Тем не более, настырные грызи сделали всё до конца, так что на столе в учгнезде, где обычно шло цоканье о таре, теперь стоял макет черпачной платформы с паровым двигателем. В отличие от лапного «журавля», тут имелосиха колесо с черпаками, поочерёдно нырявшими в ил и лившими воду на фильтровальные лотки. Само собой, такое погрызище вычерпывало в десятки раз больше тару, чем лапный рычаг — но зато и зажёвывало топливо.