Второй Беличий Песок - [57]

Макузь ухитрялся одним глазом смотреть на бумагу, а другим на белку, у которой в разноцветных глазах отражался огонь в открытой печке, что выслушило весьма в пух. Надо бы ещё маленький светильник достать, подумал грызь, а то самое время разобраться с записями — ночью, а тогда нипуха не слышно. Одновременно он подумал, что тёмно-красная шерсть на гривке Ситрик, хоть и не характерна для белок ни разу, пришлась очень даже к месту, как и фиолетовость по серому. Он даже хотел это цокнуть, но вспомнил, что цокал уже раз двадцать, и не стал. За узким окошком валом валил пушной белый снег.

Третье ведро того же песка, которое четвёртое Опять где-то между Щенковым и шишморскими болотами

У Ситрик было стойкое ощущение, что от её ушей осталось столько же, сколько остаётся у лягушки, кпримеру; вслуху этого белка то и дело часала их лапками, убеждаясь, что раковины на месте. Возникло это из-за того, что по возвращению в Щенков на её уши наброслись очень многие грызи, и трепали, и трепали… Грызуниха подумала о том, что возможно не стоило так резко возвращаться — а с другой стороны, как иначе, по частям чтоли? Как бы там ни было, серо-фиолетовые уши её оказались вытрепаны как родичами из Треожисхултов, так и Чейни, и вдобавок пушами из тарной команды, которые хотели не только прочитать, но и непременно услышать. В любом случае, она была очень рада как прогулочке килошагов на триста, так и возвращению в родные места, отчего трясла ушами. А потом опять хваталась за них, проверяя на месте ли.

Уши Макузя пострадали ещё больше, но он этого и не заметил, загрузившись мыслями о предстоящей расслушивательной операции. Причастные уши теперь расквитались с тыблоками и были куда более легки на подъём, так что предполагалось наличие семи хвостов, а это уже не шутки…

— Толипятеротолисемеротолитрое… — взвыл Фрел, — Вот это — шутки, да.

Грызи проржались и продолжили обцокивание. Добытые Макузем и Ситрик сведения были весьма кстати, потому как никто так и не вспомнил, что дальше в Лес водятся совсем хищные животные, как не подумал и про дрова. Общим собранием трясущих был утверждён список предметов, нужных для возни, и далее собственно следовало всё это собрать. Макузь был далеко не любитель ходить по лавкам и складам, но сваливать это на бельчону и не подумал — к тому же, всё равно пока было нечего делать.

— Слушай бельчона, а может лучше наоборот, ты по лавкам? — цокнул он, противореча сам себе, — Йа слышу у тебя тут такая погрызень, пятидесятизобовая бочка краски, клоха типа «холст» пухова туча…

— Ну и? — удивилась Ситрик.

— Что ну и, ты собираешься всё это унести в сумке? А вот походный светильник и два зоба масла как раз можно, только это надо ещё найти, где взять.

— Логичечно, — почесала ушки белочка, — Йа конечно не стала бы тащить в сумке, а отвезла бы на санках да на зимоходе. А ты как собираешься?

— Точно также, если только не, — цокнул Макузь.

Ситрик осталась довольна тем, что согрызун уже совсем не делает никакого различия в том, чья возня, и пошла искать светильник — точнее, при обнаружении более чем одного ей следовало также застолбить изделие. Собственно у хитрой грызунихи уже был план — посетить три известные ей мануфактуры, где дуют стекло — как грызть дать, там-то оно и есть. Макузь тоже не собирался, в общем случае, таранить работу в лоб — в данном случае в лоб означало использовать уцокнутые санки и маршрутный зимоход, что катался кругами по цокалищу. Вообще он был какбы для тушек, но когда требовалосиха отвезти бочонок или несколько мешков, их просто бросали на платформу, и все дела. Грызь помнил, что в мехсарае учгнезда имеется очередная «мышь», которую перебрали учащиеся на механиков — и теперь следует испытать на ходу, годно ли собрано. Поскольку Макузь сам прислушивал за процессом, то знал что вероятнее всего собрано годно, так что наморду возможность прокатиться куда надо, пока агрегат не придётся отдать.

Вслуху этого оба грызя цокнули и вспушились — ну тоесть можно считать что ничего не сделали, потому как это по умолчанию. Макузь натянул утеплённые сапоги, потому как морозец стоял внушительный, и хотел было выйти.

— Эй Маки! — оцокнула сзади Ситрик.

— Что?

— Посиди на хвосте!

С этими цоками она потащила его сзади за куртку, усадив хвостом в сурящик. Пуши покатились со смеху, потому что шутка была очень давняя, и повторенная раз тысячу, становилась во столько же раз смешнее. Почесав за ушком бельчоне, грызь таки вышел за порог, нырнув в «зимнюю» маленькую дверь… затем обошёл избу, вошёл с другого входа, протиснулся через загромождённые скарбом внутренние комнаты без окон. Подобрался к белке с хвоста…

— Эй Ситти! — цокнул он, зажав нос лапой.

— Что? — рассеяно спросила та, не оборачиваясь и поправляя шарфик.

— Посиди на хвосте! — резонно ответил Макузь, стащив её назад и усадив хвостом на стул.

Теперь можно было идти. Снаружи всё утопало в пушистом ковре снега мощностью в шаг, не меньше, а возле стен изб, куда сваливался снег с покатой крыши, сугробы вырастали и в два шага высотой. Грызунята тут же устраивали там дупла, выкапывая нору и обминая стенки — нет-нет да слышалосёнок от больших куч цоканье да мельтешение рыже-серых хвостов. Вдоль всех дорог и троп по цокалищу зимой проходили лыжни, по которым куда проще ходить на лыжах, чем пешком — особенно с горки, само собой. По самим дорогам тоже пролегали лыжни, но для паровых машин и больших саней; посередине те уминали снег, и можно ходить лапами. Только приходилосиха соскакивать в сторону, когда проезжало что-нибудь громоздкое. В остальном зимой цокалище выслушило ничуть не хуже, чем летом — всё было прозрачное вслуху отсутствия листвы на ветках и светлое из-за снега.