Второй Беличий Песок - [31]

— Хм, — ослушал ленту Макузь, — А склеено чем?

— Клеем, — не моргнув ухом, ответила Мариса, — Это из гороховой шелухи варится. Клей так себе, но для этого сойдёт.

— Учту, — цокнул белкач, и учёл.

Вообще же Макузь более таскал воду, потому как это тяжелее, чем остальное. Вода от участка была не так далеко — шагов за двести среди огородов была небольшая площадь вокруг огромных елей, и имелась глубокая яма, на дне коей находился прудик. Спускаться приходилось кругом по наклонным дорожкам, укреплённым брёвнами, наполнять бочонок в тележке и тащиться обратно. Хотя тележка была тяжёлая, белкач не испытывал и тени нагруженности от этой деятельности — и само по себе, а уж в компании такой белочки и подавно. Судя по раздававшемуся у пруда ржачу, он в этом был не особо оригинален. До кучи погоды стояли солнечные, с голубого неба светило солнышко, лезла зелень и птицы чирикали как пострадавшие, так что сидючи на скамейке на участке, грызи растекались в пушистые плюхи.

— Как-то йа заснула, а проснулась под скамейкой, — хихикнула Мариса, — Слышимо, растеклась в жижу и слилась с обеих сторон, потому что твёрдое тело упало бы в сторону.

— Ну йа бы не цокнул, что особо твёрдое, — погладил пуховой хвостище Макузь.

Грызи сидели, ну а точнее наполовину лежали, подложив мешки с сухим мхом, и что называется, слушали как растёт трава. Судя по всему трава росла по направлению в центр пушнины, потому что именно такое складывалось впечатление у наблюдателей за оным процессом. Помимо чириканья, в воздухе уже то и дело пролетали шмели и всякие мушки — вот попозже они дадут пригусить, что уж там. Макузь скосил один глаз на бельчону: как была пушинка к пушинке, так никуда оно и не делось. Глаза у грызуньи были — ну, если присмотреться, издалека-то как у всех, чёрные — серо-голубого оттенка, а ушки длинные и пушные, как и кисти на них. Окрасом пуха Мариса не особенно отличалась от обычной схемы, как впрочем и белкач — рыжесть темнела к спине и светлела к брюшку, а лапы ниже локтей и колен были ровного серого цвета. Макузь не мог долго таращиться, потому что хрурность достигала такой величины, что хотелось уже не просто мотать ушами, а выть со всей дури.

— Мариско, бельчона, — шмыгнул носом Макузь, поглаживая её ушки, — Это такое лютое счастье, что ты со мной.

— Мрр, — уркнула белочка, — Для меня это не менее лютое счастье, можешь поверить, пушня.

— Йа рад, — цокнул белкач и задумался, — Хм, а собственно почему?

— Нууу… Для начала, прямо цокнуть, ты крупный пушной самец, — прямо цокнула Мариса, слегка прижав ушки от повышенной прямоты цоканья.

— Да, но это песок, — заметил крупный пушной самец, — Всмысле, тут в цокалище самцов половина всех грызо, и среди них не очень много мелких и линялых.

— Йа цокнула для начала, — пояснила белка, — А для продолжения, с тобой йа сразу почувствовала, что ты слушаешь на меня не только как на тушку для тисканья.

— Что есть то есть, но разве с другими белкачами не так?

— Не знаю, может и так, — пожала плечами Мариса, — Но когда за мной прихващивались молодые белчкачи, трудно было услышать в них что-то кроме голубя на току.

— Думаю, это вопрос тренировки слуха, — ласково цокнул Макузь, щёлкнул когтем по кисточке на ухе, — Нет, тяфушки определённо опушненная грызунья. А для меня так тупо лучшая…

Опушненная грызунья вспушилась и лизнула его в нос. Грызи некоторое время помлели на тёплом солнышке — чувствовалось, как нагревается шерсть, а уж уши и нос вовсю ловили теплоту.

— И всё же, Марисочка, — с некоторым трудом цокнул Макузь, — Йа сначала всё это цокнул, чтобы ты не подумала чего неверного… Но тебе не кажется, что йа для тебя как-то ммм… того?

— Нет, не кажется, — просто цокнула белка, — И если ты бы не цокнул то самое всё, то пожалуй йа бы и подумала чего не особо верное.

— Тогда опушненчик, в общем-то, — подумав, подытожил белкач, — Конечно это мягко цокнуто, но.

— Для тебя, как-то того, сего, — фыркнула Мариса, — Вот у меня брат с сестрой живут вместе, как согрызуны, и ничегошеньки. Ведь главное чтобы грызлось прибочно, а не что-то там!

— Тут поперёк не цокнешь, но всё же если бельчиться, то как?

— Ох впух, вот нашёл задачу! Как думаешь, долго ли самка будет искать крупного пушного самца только для того, чтобы потискаться?

— Ну, слушая какая самка. Такая как ты за пол-килоцока точно справится.

— Ну и какие ещё вопросы, впух, — цокнула белка.

— Какие ещё? Сейчас подумаю, — Макузь внимательно изучил небо, — Да хотя бы про бельчение, кло?

— Семь раз кло. А ты за? — хихикнула Мариса.

— Йа как самец могу быть только не против, а за или не за это к тебе.

— Цокну сяк, — цокнула сяк белочка, взъерошивая лапкой гриву, — Конечно меня тянет на это, но! Когда йа подумаю о том, как донести Соль, чтобы грызунёнок её слизал, меня одолевают сомнения насчёт того, смогу ли йа. Вообще сама не так давно грызунёнком была.

— Может и недавно, но умное грызунихо! — хихикнул Макузь, — Так что будем расслушивать по мере прохождения времени, так йа понял.

— Да, слуханём, — подтвердила Мариса.

Пока же из земли полезла редиска, а погода окончательно стала летней, без никаких заморозков, так что сурковать можно было чуть не на собственном хвосте, не применяя никаких методов утепления. Два грызя окончательно растеклись, чему крайне способствовало то, что Макузь ухитрился достать печатный Песок «Про Химию» в трёх томах, так что теперь было что почитать и над чем поломать голову. Следует заметить, что Песок не являлся высушенным изложением фактов, но содержал разбрыливание мыслью по некоторой теме без отрыва от всего вообще, что выливалось в отступления от темы, превыщающие по объёму саму тему во много раз. Это могло показаться неэффективным, но грызи только так и делали, стараясь повторять ход мыслей цокнувшего, чтобы не забывать о том самом «вообще», по отношению к которому всё остальное есть частности.