Второе восстание Спартака - [136]

Вот взять того же Кубика. На воле он работал каким-то заштатным нормировщиком на заводе в Харькове. Никому не нужный рядовой человечек, каких полным-полно, легко заменяемый винтик часового механизма. А вот поди ж ты, в лагере сумел раскрыться с весьма неожиданной стороны и стать просто-таки незаменимым человеком.

Несмотря на все однообразие лагерной жизни, здесь постоянно что-то происходило. Понятно, что по масштабности и грандиозности внутрилагерные дела намного уступали событиям мировой общественной жизни, но лагерных сидельцев они интересовали и волновали гораздо больше, чем происходящее за пределами периметра. Кроме того, лагерь хоть и являлся большим, замкнутым мирком, однако людское сообщество отличалось редкостной пестротой. Воры, суки, польские воры, бандеровцы, политические, литовцы, венгры, фронтовики... словом, кого только не было! К тому же внутри каждой из этих больших групп складывались свои довольно замкнутые группки и группировочки. Между этими многочисленными слоями зековского пирога устанавливались определенные отношения, почти всегда непростые, зачастую весьма сложные и запутанные, иногда и откровенно враждебные. Короче говоря, в лагерной жизни оказался весьма востребованным человек, который был бы в курсе всех местных новостей и, распространяя их, служил бы своего рода связующим звеном между отрядами, группами и группировками. Эту роль и возложил на себя Кубик и, надо признать, прекрасно с ней справлялся. Само собой, не без выгоды для себя. Там угостят махоркой, здесь сухарем, в лучшие времена угощали салом и жареной картошкой, даже бывало – перепадал стакан водки или бражки. Ну а ежели кто попросит Кубика передать весточку в карцер или лично в руки кому-то в другой отряд или барак (а с подобными просьбами обращались именно к Кубику, поскольку он лучше прочих знал все подходы и лазейки), то тут уж какой-нибудь самокруткой не отделаешься, эти услуги стоили посущественнее. Тут готовь кусок мыла, катушку ниток, теплые носки, что-то еще из лагерных «ценностей». Кстати, кличка человеку, что называется, вполне соответствовала, точно было кем-то схвачено. Спартак неоднократно подмечал, что Кубик действительно перекатывается по территории, как кубик по столу.

Частенько заглядывал он и в прожарку. Подолгу – впрочем, как и везде – он там не засиживался, но свой стакан кипятка выпивал, свой сухарь сгрызал, своей махорочкой угощался, взамен делился новостями и бежал дальше. Эдакая ходячая лагерная газета.

Последняя лагерная новость, принесенная на хвосте Кубиком, без преувеличения, повергла завсегдатаев вошебойки в столбнячное состояние.

Воры собрались на толковище. Откуда-то Кубику даже было известно, по какому поводу воры собрались на сходку и как это произошло. Произошло это неожиданно. Мойка в сопровождении двух своих корешей, которые всегда и везде за него мазу тянут, заявился в каптерку. Там помимо самого Марселя находилось немало блатных. И вот прилюдно Мойка объявляет следующее: ему известно, что смотрящий якшается с Кумом, и он за эти слова готов держать ответ. «Значит, готов? – побледнев от ярости, переспросил Марсель. – Тогда зови всех на толковище».

– Сейчас все воры собрались в угольном сарае, – закончил свой рассказ Кубик, прихлебывая из поднесенной ему кружки отвар из малиновых прутьев.

Какое-то время люди в вошебойке потрясенно молчали.

– Да-а, – протянул Голуб, по-крестьянски огладив лицо. – Это я вам, ребятушки, скажу... Мойка же не идиот. Если не сумеет доказать правоту, его там же, в сарае, и порвут. Не может он этого не понимать! Его кореша тут же отскочат от него, как от чумного. Да какое отскочат! Кореша первыми же и начнут его рвать, чтобы самих не порвали. Выходит, что? Выходит, у Мойки есть в кармане какие-то доказательства?

– Как он докажет? – сказал Юзек, откусив нить (он зашивал порванный на работах бушлат). – Не Кум же сам придет свидетелем!

– Не исключено, у Мойки имеется свидетель. – Похоже, в Голубе проснулся бывший следователь. – Допустим, кто-то видел, как Кум шепчется с Марселем...

– Да хоть бы так! Нам-то что? – Юзек бережно намотал остаток нити на самодельную шпульку. – Возьмет власть другой. На нас не отразится.

– Ты не понимаешь. Перемена власти – перемена порядков, – сказал Литовец. – Порядки на то и порядки, чтобы касаться всех.

– А кому доверили вести толковище, чего-нибудь знаешь? – спросил Спартак. Совершенно очевидно, что раз Марсель как бы обвиняемый, то в роли главного на толковище, то есть в роли судьи, он выступать никак не может.

– Понятно кому, – сказал Кубик, набивая самокрутку махрой из кисета Спартака. – Володе Ростовскому, больше некому. По его личности ни Мойка, ни Марсель возражений не кинут...

...Володя Ростовский сидел на перевернутой тачке, на которой завозят уголь в кочегарку. Позади него на куче угля валялись две штыковые лопаты и одна совковая. В эту же кучу был воткнут ломик, которым разбивают большие куски угля. Володя пошутил, отбросив ногой одну из лопат, что, возможно, шанцевый инструмент еще сегодня и пригодится, правда, вряд ли по прямому назначению.