Второе нашествие марксиан: Беллетристика братьев Стругацких - [9]
Второй раздел повести носит название «Возвращение». Он рассказывает о Сергее Кондратьеве и Евгении Славине (чье рождение описывалось в рассказе «Ночь на Марсе»). На их примере показано, как сбывается пророчество вышеупомянутого Панина — они попадают в мир середины XXII века, вернувшись после долгого полета на космическом корабле, двигавшемся со скоростью, близкой к скорости света. На Земле за это время прошло, в соответствии с теорией Эйнштейна, 150 лет, и космонавты чувствуют себя реликтами прошлого, Земля XXII века кажется им чужой. Но это прекрасный мир, объединенный под властью единого социалистического правительства, способный обеспечить материальные потребности всего населения, не отягощенный более извечными проблемами человечества. В отсутствие этих проблем человечество может использовать все ресурсы для расширения границ знания. Все девять рассказов этого раздела (кроме одного) повествуют о том, как прибыли и осваиваются двое в новом для них мире. Полный энтузиазма Славин, чье медицинское образование, конечно, устарело, становится историком и журналистом. Для космонавигатора Кондратьева найти свое место в мире утопии оказывается существенно более трудным делом. Три рассказа, лучшие в этом разделе, показывают нам его поиск своего места. В рассказе «Двое с „Таймыра“» Славин навещает Кондратьева, выздоравливающего после катастрофического приземления корабля, в санатории. Славин рассказывает меланхоличному Кондратьеву о своей работе, о своей подруге и об удивительном мире, ждущем снаружи. После того как Славин уходит, Кондратьев пытается вообразить эту Землю, до сих пор не виденную им, и серьезно сомневается в своей способности адаптироваться так же хорошо, как и Славин. Наиболее угнетает его отсутствие для него активной позиции в этом обществе; воспитанный на марксистской трудовой этике, Сергей жаждет чувствовать себя полезным, повышать уровень коллективного блага путем осмысленной работы. Авторы в конце добавляют нотку надежды — когда Кондратьев выныривает из пучины печальных мыслей, рядом с ним сидит врач, говоря ему: «Все будут хорошо, Сергей Иванович».
В рассказе «Самодвижущиеся дороги» выздоровевший Кондратьев открывает для себя окружающий мир. Он предпринимает поездку на медленно движущейся дороге по похожей на парк местности. Он выясняет, что «праправнуки», как Славин называет их, не столь уж и отличаются от людей Земли, оставленной им: они играют, работают, смеются и спорят; они испытывают счастье, грусть и гнев. Размышляя, почему кто-нибудь может захотеть использовать столь медленное средство передвижения, как самодвижущаяся дорога, Сергей попадает в город, где он видит массивную статую Ленина на гранитном пьедестале, стоящего «вытянув руку над городом, весь подавшись вперед…Ленин протягивал руку над этим городом и над этим миром, над сияющим прекрасным миром, который он видел два столетия назад». Предполагается, конечно, что Ленин предвидел этот, если не еще более прекрасный мир, обязанный, в сущности, своим существованием ему. Фактически, можно рассматривать самодвижущуюся дорогу, с ее неторопливым, но определенным движением вперед, как метафору марксизма-ленинизма и, шире, человеческого прогресса.
Сергей в конце концов встречается в столовой с группой молодых людей, обсуждающих заселение Венеры. В последней сцене рассказа он смотрит на Венеру в ночном небе, думая, не там ли он может оказаться полезным. Его мыслям вторит неназванный собеседник, говоря, что нынешнее поколение энергично и не останавливается перед препятствиями, добавляет: «Вот и начинается межпланетная экспансия Человечества — разрядка великих аккумуляторов».
Кондратьев наконец находит себе новую общественную роль. Это происходит в рассказе «Возвращение», последнем рассказе раздела. Он начинается с того, что Сергей пребывает в плохом настроении после целого утра, потраченного на поиск возможной профессии. Ему наносит визит некто Леонид Горбовский, долговязый, сонный, добродушный человек, представившийся звездолетчиком. Они обсуждают различные вещи, как, например, неудачная высадка Сергея на далекой планете и заселение Венеры, причем это обсуждение проходит в манере, предполагающей осторожное отношение Горбовского к космическим исследованиям. Наконец Горбовский подходит к главной цели своего визита — представить Кондратьеву океанолога Званцева, вскоре присоединившегося к ним. Большой, добрый человек, Званцев приглашает Кондратьева присоединиться к нему в водном мире земных океанов, где его ждут наблюдения за планктоном или китами, исследования, приключения. Это привлекает Сергея, который, снова следуя марксистской этике труда, радуется: «Работа… Вот она, настоящая работа!». Став трудящимся, он теперь окончательно принадлежит XXII веку.
Единственная история в этом разделе, не имеющая отношения к Славину и Кондратьеву, называется «Злоумышленники». Легкий, сентиментальный отрывок о четырех незаурядных школьниках, любителях приключений, составивших «заговор» с целью сбежать из интерната и пробраться зайцами на ракету, летящую на Венеру. Их учитель, узнав об этом плане, осторожно останавливает их, заинтересовав загадками науки, такими, как, например, состав болотных огней. Учитель искренне любит своих подопечных и заботится о них (как и все трезвомыслящие взрослые), что подводит нас к важнейшей теме творчества Стругацких: дети — наиболее ценный ресурс человечества, потому что они — наше будущее.
«…Итак, желаем нашему поэту не успеха, потому что в успехе мы не сомневаемся, а терпения, потому что классический род очень тяжелый и скучный. Смотря по роду и духу своих стихотворений, г. Эврипидин будет подписываться под ними разными именами, но с удержанием имени «Эврипидина», потому что, несмотря на всё разнообразие его таланта, главный его элемент есть драматический; а собственное его имя останется до времени тайною для нашей публики…».
Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».
«Вот роман, единодушно препрославленный и превознесенный всеми нашими журналами, как будто бы это было величайшее художественное произведение, вторая «Илиада», второй «Фауст», нечто равное драмам Шекспира и романам Вальтера Скотта и Купера… С жадностию взялись мы за него и через великую силу успели добраться до отрадного слова «конец»…».
«…Всем, и читающим «Репертуар» и не читающим его, известно уже из одной программы этого странного, не литературного издания, что в нем печатаются только водвили, игранные на театрах обеих наших столиц, но ни особо и ни в каком повременном издании не напечатанные. Обязанные читать все, что ни печатается, даже «Репертуар русского театра», издаваемый г. Песоцким, мы развернули его, чтобы увидеть, какой новый водвиль написал г. Коровкин или какую новую драму «сочинил» г. Полевой, – и что же? – представьте себе наше изумление…».
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».