Второе нашествие марксиан: Беллетристика братьев Стругацких - [22]

Впрочем, авторы не везде относятся с такой антипатией к этим практикам научного чародейства. В одном длинном серьезном пассаже Привалов говорит о большинстве работников Института, о людях, «которые терпеть не могли всякого рода воскресений, потому что в воскресенье им было скучно. Маги, Люди с большой буквы, и девизом их было — „понедельник начинается в субботу“». Любопытно, что здесь Привалов восхваляет те самые занятия — поиски человеческого счастья, абсолютного знания и смысла жизни, к которым везде относятся с юмором, и делает это в таких выражениях, которые предполагают авторское одобрение его позиции. Этот серьезный, хвалебный момент выглядит несколько неуместным в середине шутливого повествования, но роман в целом представляет собой смесь различных эффектов, некоторые из которых удачнее прочих.

Один из лучших эпизодов — карикатура на путешествие во времени, превращающаяся в сатиру на современный жанр научной фантастики. Привалов вызывается добровольцем на испытания машины времени, сконструированной по типу автомобиля — чем-то предвосхищающей Де Лореан из «Назад в будущее», исключая тот момент, что у этой машины оказываются неполадки со сцеплением. Другой недостаток — в том, что она способна путешествовать только в описываемое будущее, изображенное в научной фантастике Востока и Запада.

В своем путешествии Привалов, фактически, отправляется в прошлое, чтобы найти будущее. Странствие начинается в классические времена, с двух греческих персонажей, вовлеченных в бесконечный платоновский диалог об утопическом государстве. Будущее развивается в средневековую утопию, когда меняются только здания, а диалог остается прежним. Наконец утопическая литература достигает 19 века, с сопутствующим появлением признаков индустриальной революции, вездесущей машинерии и толп полупрозрачных полуодетых (из-за поверхностного описания) людей.

На заре будущего, описанного в XX веке, Привалов обнаруживает себя на движущемся тротуаре — примечательная деталь, напоминающая о символической важности последнего в утопическом «Полдне». Начальный период советской фантастики отмечен людьми в комбинезонах, марширующими и поющими марксистские гимны, а также космическими путешественниками, массово отправляющимися нести революцию к звездам, в то время как их женщины подвергаются глубокой заморозке, чтобы дождаться космонавтов, и все это окружено колышущимися полями пшеницы. Между двумя юношами происходит диалог, полный терминологии, характерной для фантастической макулатуры в гернсбековском духе («Я нашел, как применить здесь нестирающиеся шины из полиструктурного волокна с вырожденными аминными связями и неполными кислородными группами»), который, как выясняется, не относится ни к чему сложнее велосипеда.

Однажды неожиданно появляется серая стена, точно идентифицируемая с железным занавесом. С той ее стороны, на которой находится Привалов, люди продолжают бесконечные образовательные лекции обо всем — от ракетостроительства до музыки, в то время как на западной ее стороне бушует нескончаемая война. Привалов обнаруживает себя, наконец решившись преодолеть стену, окруженным шумным насилием.

«Все пять моих чувств были травмированы одновременно. Я увидел красивую блондинку с неприличной татуировкой меж лопаток, голую и длинноногую, палившую из двух автоматических пистолетов в некрасивого брюнета, из которого при каждом попадании летели красные брызги. Я услышал грохот разрывов и душераздирающий рев чудовищ. Я обонял неописуемый смрад гнилого горелого небелкового мяса. Раскаленный ветер недалекого ядерного взрыва опалил мое лицо, а на языке я ощутил отвратительный вкус рассеянной в воздухе протоплазмы.»

Он спешно возвращается на восток от стены и совершает прыжок во времени, только для того, чтобы обнаружить, к его растущему раздражению, все тот же Пантеон-Рефрижератор, где женщины из советской фантастики ждали своих странствующих в космосе мужчин.

«С неба спускался ржавый звездолет в виде шара. Вокруг было безлюдно, колыхались хлеба. Шар приземлился, из него вышел давешний пилот в голубом, а на пороге Пантеона появилась, вся в красных пятнах пролежней, девица в розовом. Они устремились друг к другу и взялись за руки. Я отвел глаза — мне стало неловко. Голубой пилот и розовая девушка затянули речь.»

После прощального взгляда на Запад, который показывает ему картину опустошений, средневековых установлений и враждебных пришельцев, Привалов обнаруживает себя в настоящем — сцепление окончательно перестало работать. В целом это — великолепный образчик манеры творчества Стругацких.

Другим занимательным штрихом является тайна, окружающая главу Института — Януса Невструева. В сущности, Невструевых двое — А-Янус, молодой, работоспособный, лишенный воображения администратор, и У-Янус, пожилой гениальный ученый. На протяжении всего романа первый из них суетится, поддерживая порядок, в то время как второй упоминается периодически в связи с его исследованиями параллельных миров. Наиболее шокирующей странностью У-Януса является его точное знание ближайшего будущего и полное неведение относительно недавнего прошлого. Эта тайна остается неисследованной и необъясненной до последних глав, когда группа исследователей/магов выясняет, что оба Януса — один и тот же человек, путешествующий во времени назад и вперед. Примечательно, что последние реплики Януса Привалову включают отсылку к некоторым наиболее возмутительным размышлениям о квантовой физике — отрасли науки, соперничающей с древним мистицизмом в нарушении картины мира.