Вторая жизнь - [27]

Шрифт
Интервал

– Простите, а можно мне в туалет? – Лиза очнулась от одури и поняла, что больше терпеть не может.

– Дай ей ключ, Катька! – крикнула Степанна Катьке, которая была на кухне.

– Так еду еще не выдали, разве можно без еды ключ давать? – возмутилась помощница.

– Дай, под мою ответственность, – велела повариха, – паренек-то наш, местный.

– Ладно.

Из подсобки медленно вышла та самая Катька, сняла с крючка ключ и пошла открывать дверь.

– Ты это, с водой там без фанатизма – у нас с водой что ни день, то беда. И правый кран не трогай. Сорван он. Еще больше сорвешь, вообще не починим. И это, щеколду не закрывай, она тугая, не откроешь. Ты не волнуйся, я постою, покараулю, никто не зайдет.

Лиза вышла из туалета и увидела, как Рома уже наворачивает пельмени и опрокидывает стопку водки. Пельменями пахло так вкусно, что ей тоже захотелось. Но ее ждали пончики, оказавшиеся резиновыми. Тесто было явно лежалое, размороженное.

Лиза смотрела, как Рома ест, розовеет от водки и прогноз Степанны оказывается верным – он расслабился, успокоился. Степанна вернулась к просмотру сериала, уселась за стол и, не глядя на разделочную доску, нарезала мясо. Катька, привалившись к косяку, тоже уставилась на экран. Лиза осмотрела помещение – дым не выветривался. На стене были приклеены снежинки, по всей видимости, оставшиеся с Нового года. Тут же висели календарь с православными праздниками, плакат – заяц с букетом цветов – и одинокий сдувшийся воздушный шар на пластмассовой ножке, приклеенный к стене лейкопластырем.

Рома развалился на стуле и тоже смотрел сериал. Лиза отметила, что смотрит он не без интереса. Ему было здесь хорошо. Он слопал не только пельмешки, но и пончики. Допил Лизин чай, к которому она почти не прикоснулась – стакан отдавал запахом мокрых тряпок. Чай, судя по пакетику, был самым дешевым.

– Пойдем? – попросила Лиза. От дыма и чада у нее начали слезиться глаза.

– Что? Да, пойдем. – Рома нехотя стал одеваться.

– Так ты ж запомни – зайдешь, спросишь Степанну, сделаешь заказ, и мы тебе свадьбу быстро сварганим! Еще сделаю тебе рулеты из ветчины. Очень вкусно. С чесночком, с майонезиком.

Лиза представила, как на собственной свадьбе ест рулеты из ветчины, и ее затошнило.

– Ты чё зеленая такая? – всполошилась Степанна. – Давай – прогуляйся, как ты свекровке на глаза появишься? Она ж тебя не примет.

– Я выйду на улицу, – пробормотала Лиза, оставив Рому расплачиваться.

Она закурила.

– Девушка, знаешь, что будет? – К Лизе подошел мужик.

– Что?

– У тебя рак будет! Нельзя курить.

Лиза отвернулась. Прямо город советов. Никто мимо не пройдет.

Рома вышел наконец из кафе. Похоже, идея отпраздновать свадьбу здесь ему нравилась все больше.

– Ну что, пойдем? – Он улыбался.

– А нельзя такси вызвать? Я устала.

– Да тут недалеко, я тебе город покажу.

– У вас тут и достопримечательности есть?

– Конечно! Тут, между прочим, рядом Достоевский жил. В детстве. Дома тут красивые. Мне в детстве очень нравилось гулять. Будто в сказке – наличники, крыши, узоры затейливые, а вон там, смотри, – Рома указал во двор, – голубятня. Ты когда-нибудь видела настоящую голубятню? Смотри, смотри, там до сих пор голуби!

Лиза увидела покосившееся сооружение, в котором сидели голуби – серые, парочка белых. Они суетливо переступали, курлыкали.

– А мне мама даже попугайчика не разрешала завести. Считала, что я могу орнитозом заразиться, – вздохнула Лиза.

Рома расхохотался.

– Смотри, тут все просто запомнить. По эту сторону – первый микрорайон, по ту – второй микрорайон. Между ними – улица Маркса и улица Советская.

– Ты так говоришь, будто мы жить здесь будем, – усмехнулась Лиза.

– А вот там, пойдем, тут рядом, дом, где мы раньше жили, когда я маленький был. Я помню только коридоры темные, больше ничего. Нет, помню, как мама радовалась, когда мы отсюда в новую квартиру переехали. Для нее это стало настоящим событием. Вот этот дом.

Лиза посмотрела туда, куда указывал Рома. Целая улица стояла вымершей. Старые покосившиеся двухэтажные домики на каменном фундаменте, деревянные сверху. Маленькие окна-бойницы. Некоторые дома еще держались, кое-где даже крыша сохранилась, но большинство – совсем разрушенные, только на фундаменте и держались. Ни в одном из домов не было жильцов, причем давно.

– Это бывшие коммуналки. В каждой комнате по семье. Воды, конечно, не было. На колонку ходили. У нас в доме текла холодная вода на общей кухне, и мы считались богачами, – рассказывал Рома.

– И как вы переехали?

– Ну там такая история давняя и длинная – коммуналки расселять начали, но первым делом жилье давали тем, у кого совсем старые дома были. В четырехэтажках квартиры выделяли вместо комнаты. А многодетным так вообще хоромы – двухкомнатные. Первыми получили те, кто в начале улицы жил. Остальные к ним в гости на экскурсии ходили. И ждали своей очереди. Обещали следующий дом расселить к Новому году, потом к весне, да все никак.

И вдруг в соседнем доме пожар случился. Дом же деревянный, сгорел, как спичка, пожарные даже почесаться не успели. Тушили своими силами – боялись, что на соседний дом огонь перекинется. Никто не пострадал – все успели выбежать, некоторые жильцы даже вещи прихватили. Но погорельцев все жалели, соседи приютили. Начальство, естественно, приехало, и погорельцам быстренько новые квартиры выделили. Уж как им завидовали тогда… Сначала жалели, а потом чуть ли не ненавидеть начали. Конечно, пошли слухи, что кто-то из мужиков специально дом спалил, чтобы, так сказать, процесс переезда ускорить. И вот ведь счастливое совпадение – все жильцы, получалось, к пожару-то готовы были. Вещи крупные не вытащили, а все важное собрать успели – документы, деньги. По всему получалось, что знали они про пожар заранее. Соседи, конечно, кости изрядно погорельцам перемыли, но дальше ничего не пошло, даже разбираться толком не стали – проводка старая, лампочки на обугленных проводах у всех болтались.


Еще от автора Маша Трауб
Второй раз в первый класс

С момента выхода «Дневника мамы первоклассника» прошло девять лет. И я снова пошла в школу – теперь с дочкой-первоклассницей. Что изменилось? Все и ничего. «Ча-ща», по счастью, по-прежнему пишется с буквой «а», а «чу-щу» – через «у». Но появились родительские «Вотсапы», новые праздники, новые учебники. Да, забыла сказать самое главное – моя дочь пошла в школу не 1 сентября, а 11 января, потому что я ошиблась дверью. Мне кажется, это уже смешно.Маша Трауб.


Любовная аритмия

Так бывает – тебе кажется, что жизнь вполне наладилась и даже удалась. Ты – счастливчик, все у тебя ровно и гладко. И вдруг – удар. Ты словно спотыкаешься на ровной дороге и понимаешь, что то, что было раньше, – не жизнь, не настоящая жизнь.Появляется человек, без которого ты задыхаешься, физически не можешь дышать.Будь тебе девятнадцать, у тебя не было бы сомнений в том, что счастье продлится вечно. Но тебе почти сорок, и ты больше не веришь в сказки…


Плохая мать

Маша Трауб представляет новый роман – «Плохая мать».


Тяжелый путь к сердцу через желудок

Каждый рассказ, вошедший в этот сборник, — остановившееся мгновение, история, которая произойдет на ваших глазах. Перелистывая страницу за страни-цей чужую жизнь, вы будете смеяться, переживать за героев, сомневаться в правдивости историй или, наоборот, вспоминать, что точно такой же случай приключился с вами или вашими близкими. Но главное — эти истории не оставят вас равнодушными. Это мы вам обещаем!


Семейная кухня

В этой книге я собрала истории – смешные и грустные, счастливые и трагические, – которые объединяет одно – еда.


Плохая дочь

Десять лет назад вышла моя книга «Плохая мать». Я начала ее писать спустя две недели после рождения дочери. Мне нужно было выплеснуть на бумагу вдруг появившееся осознание – мы все в определенные моменты боимся оказаться плохими родителями. Недолюбившими, недоцеловавшими, недодавшими что-то собственным детям. «Плохая дочь» – об отношениях уже взрослой дочери и пожилой матери. И она опять об ответственности – уже дочерней или сыновьей – перед собственными родителями. О невысказанных обидах, остром желании стать ближе, роднее.


Рекомендуем почитать
Записки поюзанного врача

От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…


Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Истории моей мамы

Мама все время рассказывает истории – мимоходом, пока варит кофе. Истории, от которых у меня глаза вылезают на лоб и я забываю про кофе. Истории, которые невозможно придумать, а можно только прожить, будучи одним из главных героев.


Счастливая семья

Эта книга – сборник повестей и рассказов. Все они – о семьях. Разных – счастливых и не очень. О судьбах – горьких и ярких. О женщинах и детях. О мужчинах, которые уходят и возвращаются. Все истории почти документальные. Или похожи на документальные. Жизнь остается самым лучшим рассказчиком, преподнося сюрпризы, на которые не способна писательская фантазия.Маша Трауб.


Замочная скважина

Я приехала в дом, в котором выросла. Долго пыталась открыть дверь, ковыряясь ключами в дверных замках. «А вы кто?» – спросила у меня соседка, выносившая ведро. «Я здесь живу. Жила», – ответила я. «С кем ты разговариваешь?» – выглянула из-за двери пожилая женщина и тяжело поднялась на пролет. «Ты Маша? Дочка Ольги?» – спросила она меня. Я кивнула. Здесь меня узнают всегда, сколько бы лет ни прошло. Соседи. Они напомнят тебе то, что ты давно забыл.Маша Трауб.


На грани развода

Любая семья рано или поздно оказывается на грани. Кажется, очень просто перейти незримую черту и обрести свободу от брачных уз. Или сложно и даже невозможно? Говорить ли ребенку правду? Куда бежать от собственных мыслей и чувств? И кому можно излить душу? И, наконец, что должно произойти, чтобы нашлись ответы на все вопросы?