Вторая жизнь - [25]
Лиза опять захотела в туалет. До истерики.
– Здесь вроде нет, – пожал плечами Рома.
– А тебе не надо?
– Нет. Меня мама научила. Мы с ней часто ездили. Электрички, автобусы. Один раз я так в туалет захотел, что сил не было. Мать бы убила, если бы я описался. Пришлось стоять между вагонами. Я забыл тебя предупредить, чтобы ты не пила воду.
– Кошмар какой-то. Сколько идти до дома?
– Минут пятнадцать.
– Я не дойду.
– Ладно, пойдем, тут вроде кафе рядом было.
Они вышли на улицу.
На площади перед вокзалом, рядом с церковью, сидел мужчина в отрепьях. Он играл на баяне и пел, приветствуя вновь прибывших. Мужчина зарос до такой степени, что было непонятно, сколько ему лет. Но играл бодро, стоя, пританцовывая. Лиза остановилась, прислушиваясь. Мелодия знакомая, слова песни знакомые, но что-то было не так. Непривычно. И лишь минут через пять до нее дошло – нищий музыкант играл веселые песни, но с таким внутренним надрывом, что они звучали как минорные, трагичные.
«Если б я был султан, я б имел трех жен», – пел нищий, и это звучало не как счастье, а как кара небесная. Трагедия одного человека. «И тройной красотой был бы окружен», – продолжал выводить музыкант, достаточно чисто, голос был сильный и поставленный, чего нельзя было не отметить. Шуточная песенка с каждым аккордом все больше говорила о несчастной судьбе и личном горе. Еще более трагично звучала веселая песенка про студента «Тихо плещется вода, голубая лента, вспоминайте иногда вашего студента! Много зим и много лет прожили мы вместе…» Лизе казалось, что студент, напевая эту песню, шел топиться.
– Раньше тут Макар стоял. Макара я хорошо знал, – стал рассказывать Рома, – он играл на гитаре. Пел Высоцкого и Визбора. Очень хорошо, кстати, пел. У него даже коробки для мелочи не было. Он считал себя просветителем. Пел, чтобы люди слышали, помнили, узнавали. От денег всегда отказывался. Умер он несколько лет назад. Потом этот появился – Гриша. Он и на аккордеоне может. Только все равно ему до Макара далеко. И деньги он берет. Макар если и брал когда, то на струны новые, очень он свою гитару любил. Гриша никому не нравится, но его, так говорят, сам Макар выбрал. Тут такое место – только один нищий может петь. Других никогда не было. Вроде бы такие порядки сто лет назад сложились. Только после того, как нищий умрет, следующий может занять его место. И, по традиции, нищий сам выбирает себе преемника. Не знаю, правда это или нет, но все знают – был Макар, теперь Гриша. И Гриша выберет того, кто будет следующим. Макара из Москвы на машинах приезжали слушать. Особенно по выходным. К Грише никто так не ездит, хотя у него, по слухам, консерватория за плечами, он и в хоре церковном пел. Так рассказывают.
– Голос хороший, тембр красивый, – согласилась Лиза.
– Это ты Макара не слышала. Вот он так пел, что толпу собирал. Хороший мужик был. У него даже концертная программа собственная была – сначала Высоцкий, Визбор в конце. Люди плакали. Макар и меня учил играть – мы с мальчишками часто здесь болтались. Ну и смотрели. Макар занимался со всеми, кто хотел. Но мы-то думали, он нам три блатных аккорда – и вперед, а он учил классической гитаре. Вот так. Гриша не учит.
Кафе действительно нашлось быстро, рядом с церковью, которая считалась местной достопримечательностью, и деревянными сооружениями, которые гордо именовались Кремлем. Одинокий экскурсионный автобус выплюнул из своего теплого нутра в промозглую грязь туристов, и они послушно засеменили к воротам. Там их уже ждали – из подсобок вышли женщины и принялись завлекать иконками, глиняными свистелками, самодельными брошками, вязаными платками. Тут же подбежала еще одна торговка с огромной сумкой – грибочки сушеные, белые, подберезовики.
– Ягоды сами собирали. Берите, все местное. Или огурчиков знаменитых? Один к одному.
Экскурсовод безуспешно пыталась собрать людей и провести экскурсию. Туристки разглядывали платки и приценивались к грибам.
– А они проверенные?
– Конечно! Лично проверяла! – заверяла тетка, выгружая из клетчатой безразмерной сумки-баула банки. Как только она его дотащила?
– А иконы освященные? – спрашивали придирчивые путешественницы.
– Конечно, освященные. Как же не освятить? Да наш батюшка так освящает, что чудо происходит! – заверяли продавщицы, вытаскивая дешевые иконы на картонке и разбрасывая их по столу, как карты – смотрите, выбирайте.
Группа, нагруженная банками и иконами, уже не хотела осматривать Кремль. Да что там осматривать? Фотографировались на фоне ворот.
– Брусчатка-то новая, – заметил Рома, – раньше не было. Недавно положили. Хочешь зайти?
– Нет, я замерзла.
В кафе стоял запах прогорклого масла, под потолком висело облако дыма. Четыре столика, один из которых занят. За ним сидела женщина, перед ней на столе была рассыпана мука, лежали кругляшки теста и стоял огромный пластмассовый красный таз с фаршем. Женщина лепила пельмени, не отрывая взгляда от экрана телевизора. Он был прикреплен к стене, высоко, голову надо задирать. Все для клиентов. Чтобы ели и смотрели, а то ведь посетители нынче стали как дети малые – пока перед глазами картинку не увидят, так нервничают, скандалят. Или в телефоне кнопки тыкают, по стенам потерянным взглядом шарят. Прямо хоть мультики им крути. Это им тут же рассказала пельменная женщина.
С момента выхода «Дневника мамы первоклассника» прошло девять лет. И я снова пошла в школу – теперь с дочкой-первоклассницей. Что изменилось? Все и ничего. «Ча-ща», по счастью, по-прежнему пишется с буквой «а», а «чу-щу» – через «у». Но появились родительские «Вотсапы», новые праздники, новые учебники. Да, забыла сказать самое главное – моя дочь пошла в школу не 1 сентября, а 11 января, потому что я ошиблась дверью. Мне кажется, это уже смешно.Маша Трауб.
Так бывает – тебе кажется, что жизнь вполне наладилась и даже удалась. Ты – счастливчик, все у тебя ровно и гладко. И вдруг – удар. Ты словно спотыкаешься на ровной дороге и понимаешь, что то, что было раньше, – не жизнь, не настоящая жизнь.Появляется человек, без которого ты задыхаешься, физически не можешь дышать.Будь тебе девятнадцать, у тебя не было бы сомнений в том, что счастье продлится вечно. Но тебе почти сорок, и ты больше не веришь в сказки…
Каждый рассказ, вошедший в этот сборник, — остановившееся мгновение, история, которая произойдет на ваших глазах. Перелистывая страницу за страни-цей чужую жизнь, вы будете смеяться, переживать за героев, сомневаться в правдивости историй или, наоборот, вспоминать, что точно такой же случай приключился с вами или вашими близкими. Но главное — эти истории не оставят вас равнодушными. Это мы вам обещаем!
В этой книге я собрала истории – смешные и грустные, счастливые и трагические, – которые объединяет одно – еда.
Десять лет назад вышла моя книга «Плохая мать». Я начала ее писать спустя две недели после рождения дочери. Мне нужно было выплеснуть на бумагу вдруг появившееся осознание – мы все в определенные моменты боимся оказаться плохими родителями. Недолюбившими, недоцеловавшими, недодавшими что-то собственным детям. «Плохая дочь» – об отношениях уже взрослой дочери и пожилой матери. И она опять об ответственности – уже дочерней или сыновьей – перед собственными родителями. О невысказанных обидах, остром желании стать ближе, роднее.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
Мама все время рассказывает истории – мимоходом, пока варит кофе. Истории, от которых у меня глаза вылезают на лоб и я забываю про кофе. Истории, которые невозможно придумать, а можно только прожить, будучи одним из главных героев.
Эта книга – сборник повестей и рассказов. Все они – о семьях. Разных – счастливых и не очень. О судьбах – горьких и ярких. О женщинах и детях. О мужчинах, которые уходят и возвращаются. Все истории почти документальные. Или похожи на документальные. Жизнь остается самым лучшим рассказчиком, преподнося сюрпризы, на которые не способна писательская фантазия.Маша Трауб.
Я приехала в дом, в котором выросла. Долго пыталась открыть дверь, ковыряясь ключами в дверных замках. «А вы кто?» – спросила у меня соседка, выносившая ведро. «Я здесь живу. Жила», – ответила я. «С кем ты разговариваешь?» – выглянула из-за двери пожилая женщина и тяжело поднялась на пролет. «Ты Маша? Дочка Ольги?» – спросила она меня. Я кивнула. Здесь меня узнают всегда, сколько бы лет ни прошло. Соседи. Они напомнят тебе то, что ты давно забыл.Маша Трауб.
Любая семья рано или поздно оказывается на грани. Кажется, очень просто перейти незримую черту и обрести свободу от брачных уз. Или сложно и даже невозможно? Говорить ли ребенку правду? Куда бежать от собственных мыслей и чувств? И кому можно излить душу? И, наконец, что должно произойти, чтобы нашлись ответы на все вопросы?