Вторая жена - [12]

Лукас показал на обезьяну:

— Смотри, какие большие глаза, как у мамочки.

— Муравьи дружно строили свой дом, — читала я, — но пришел муравьед и съел их всех. — Иллюстратор добавил таких подродностей, что мальчики вскрикнули. — После этого он стал очень сонный и забыл, что в диких джунглях надо внимательно смотреть по сторонам.

— Ооо, — протянул Феликс, — змея его обнимает.

Внизу открылась и закрылась дверь. Портфель Натана ударился об пол с глухим стуком. Ева побежала в свою спальню, откуда плыли звуки рок-музыки. Через всю последнюю страницу была распластана полосатая шкура, блестели белоснежные клыки. Тигр прыгнул на удава.

— Что, мамочка, — спросил Феликс, — всегда кто-то всех съедает?

— Да, — оскалился Лукас, — вот так. — И он вцепился зубами в руку брата.

Натан крикнул, что хочет есть. Я сбежала вниз, взяла из холодильника блюдо с готовыми куриными грудками в грибах, засунула его в холодильник и включила таймер. Ева закончила стирку, так что я взяла корзину и отнесла ее наверх на лестничную площадку, где стояла гладильная доска.

До появления в доме Евы Натан сам гладил свои рубашки. Однажды он обжегля и пришел ко мне, покывая руку, на которой алела длинная полоса: «Что мне делать?» Я держала его руку под струей ледяной воды, сделала ему чай и каждый час спрашивала, не стало ли ему лучше. Через несколько дней я заметила, как он изучает свой ожог и подслушала телефонный разговор с Поппи: «Это было ужасно неприятно». Потом струпья отпали, оставив саблевидный шрам. Поппи сказала мне: «Папа посмеялся, когда узнал, что в медицинских учебниках этот вид ожога называют «синдромом домохозяйки»».

Я вернулась вниз. Натана не было в кабинете, и я прошла в гостиную. Он сидел на стуле около французского окна и смотрел в темноту за окном в сторону кустов сирени. Вид у него был отсутствующий. Волосы на затылке взъерошены. На кухне пронзительно запищал таймер. Я сделала шаг в комнату.

— Натан?

Он вздохнул, словно ему помешали.

— Да? — Он взглянул на меня. — В чем дело?

После ужина Натан засучил рукава и занялся бокалами, слишком деликатными для посудомоечной машины. Было уже поздно. Он обмотал кухонное полотенце вокруг бедер и натянул резиновые перчатки. Натан работал, как всегда, методично, ополаскивая горячей водой каждый бокал и выставляя их в ряд на сливную доску около раковины. Я стряхивала воду с бокалов и, насухо вытерев тряпочкой, переставляла на поднос.

— Натан, что бы ты сказал, если бы я вернулась к работе на полную ставку.

— Ты опять о своем, — скала Натан.

— Опять.

Несколько лет назад Таймон, мой босс, вызвал меня в свой кабинет в «Вистемаксе». На его двери висела табличка «Редактор Викенд Дайджест». Я запомнила кривую букву «Д». Таймон, воображавший себя кем-то вроде Гордона Гекко, был в костюме в тонкую полоску и широких подтяжках. «Послушай, мы хотим, чтобы ты перешла на место Роуз». Он никогда не утруждал себя предварительным вступлением. Моя юбка была которкой, кожа ног отполированной. Мои каблуки были высокими, а волосы блестели. Благодаря туши и серым теням мои глаза казались бездонными и манящими. Я мечтала об успехе и управляла своей жизнью без особых усилий. «Вы увольняете Роуз, Таймон?» Он окинул меня своим взглядом в стиле Гекко: «Ты прекрасно знаешь, что это значит. Ты давно этого ждала».

Накануне вечером Натан проскользнул в мою постель, дрожа от волнения. Он расстался с Роуз. В то время у него не было ни малейшего желания жениться на мне, но он жаждал трансцедентной любви. Он так глубоко заглядывал в мои глаза, словно собирался просканировать череп, вызывая во мне растущее чувство неловкости. Натан был забавен, нежен и очень вежлив; гораздо вежливее моих предыдущих любовников. «Ты не возражаешь?» «Ты позволишь?» Когда мы перешли к объятиям на моей дешевой двуспальной кровати, я сказала себе, что Роуз не заслуживает его.

Таймон начертил идеальный круг в своем блокноте. «Испытательный срок в шесть месяцев. Да или нет»?. «Да».

Я приступила к своим обязанностям в новой должности, дрожа от возбуждения. Абрахам Маслоу был прав, когда, составляя свою пирамиду, поместил в ее основание не только потребность в еде, тепле, сексе и безопасности. Жизненно важно было получить уважение коллег. И самоуважение, конечно. Шесть месяцев спустя я получила одно из этих писем: «Ваш испытательный срок близится к концу. Хотя мы по достоинству оценили Ваши усилия, мы решили не придлагать назначать Вас на эту должность. Если Вы готовы рассмотреть альтернативные предложения… и т. д.». На этот раз Таймон даже не потрудился пригласить меня в свой кабинет.

Некоторое время я решала, как сообщить о своем увольнении. В конце концов я засунула письмо в коробку с «семейной историей» Натана между аккуратных папок с фотографиями свадьбы Поппи и крестин дочери Сэма и Джилли. Натан потребовал объяснить, почему я положила письмо туда, а я сказала, что нет смысла поднимать тему о моем увольнении. Он вышел из себя, проклинал «Вистемакс», метался по комнате. Я наблюдала за ним и чувствовала учащенное биение сердца в моем беременном теле. Жизнь Натана потеряла свою размеренность, его семья распалась. Я знала, что сожаления о потере гармонии и чувство вины рвут его на части.