Вторая весна - [18]

— Сволочь ты, Оська, — глухо сказал Мефодин, низко склонившись над рулем.

Борис вылез из кабины, поблагодарил Мефодина и зашагал к голове колонны.

Глава 6 Все чувства наружу!

На этот раз встали перед ручьем с низкими заболоченными берегами. По ручью уже бродил кто-то из шоферов, обутый в резиновые сапоги, выдирая ноги из грязи, как аист. Он неожиданно провалился в яму по пояс, и с берега ему весело закричали:

— Есть такое дело! Сто граммов имеешь, Петя! Особо строгим приказом директора пить во время похода было запрещено. Но людям, намокшим при переправах в холодной весенней воде, выдавали профилактические сто граммов. И сейчас на берегу стояла Квашнина с поллитровкой и мензуркой.

— Вы что же это, в ходячий буфет превратились? — засмеялся, подойдя к ней, Чупров.

— Прямо кафе-поплавок! — засмеялась и Шура. — Искупался — и ко мне.

— Тогда попрошу сто и бутерброд с сыром.

— Сначала искупайтесь да машину потолкайте! — Ого! Подорожала нынче водочка! — с шутливым испугом попятился от девушки Борис.

— На меня будете держать! — закричал шофер, бродивший по топи.

А где-то рядом закричал Садыков:

— Давай туда человек двадцать на страховку!

Не двадцать, а больше ребят, на бегу перешучиваясь, спустились к ручью и здесь, на берегу, смалодушничали, остановились. Перед ними была не добродушная российская грязь, а степная грязища, черная, тяжелая, злая, срывающая с ног сапоги и намертво хватающая за колеса. Но закричал задорно чей-то звонкий голос:

— Чего встали? Кишка тонка? Прошвырнемся!

И ребята побежали в грязь, к застрявшей машине.

Плачуще вскрикивая мотором, она беспомощно топталась на месте, кидаясь то вперед, то в стороны. Ребята толкали ее руками, плечами, спинами и неслаженно, вразноголосицу орали:

— Раз-два взяли!.. Еще раз взяли!..

— Плохо дело идет! Делай, малый, делай! — крикнул сзади Садыков.

Борис обернулся.

— А почему бы не взять на буксир? Ведь без дела стоят, — указал он на машины, уже перебравшиеся на тот берег. — И не будут ребята надрываться!

— Нельзя, нельзя! — испуганно замахал руками Садыков. — Пчихалки, тарахтелки имеем? Мотор имеем? Что?.. Передний мост разболтают! И раму тоже, и вся подвеска к шайтану! Понимаешь? Делай, жигиты, делай! — закричал снова Садыков и побежал к ручью. Но его на полдороге остановил Неуспокоев и что-то сказал, указывая на ручей. Завгар замахал руками, закричал сердито и, задрав полы шинели, полез в грязь. Прораб, глядя на него, засмеялся и пожал плечами.

— Николай Владимирович, идите сюда! Расскажите: в чем дело? — крикнула ему Шура.

Прораб оглянулся, увидел девушку и побежал к ней, не разбирая дороги, обдавая грязью модное свое, пальто. Шура смотрела на него счастливыми, смеющимися глазами.

— Видели? Первое боевое крещение. Грязью! — с недоброй иронией сказал прораб, глядя на ребят, толкавших машину. — Азиатчина! Бестолковщина! Вот как у нас делают историю! Опять все тот же Федька Умойся грязью! Я сейчас сказал Садыкову, что не — суйся, мол, в воду, не зная броду, что надо было за день-два до похода сделать разведку дороги. А теперь нам на переправах скаты пообрывает. Рассвирепел, закричал, руками замахал и сам полез в болото. А что толку?

— А почему он не хочет вытаскивать машины буксиром? На мой взгляд, людей мучают напрасно, — сердито сказал Борис.

— А-а, и вы здесь? — обернулся Неуспокоев и окинул Бориса невнимательным взглядом. — Воспеваете эту бестолковщину? Ну-ну. А вы бы Садыкову и сказали про буксир.

— Сказал.

— Любопытно, и что же?

— Тоже закричал и руками замахал: «Передний мост разболтается! Вся подвеска к шайтану!» Ему передний мост дороже людей.

Неуспокоев подумал, сцепив пальцы, и сказал, строго глядя на Бориса:

— А он, пожалуй, прав! Если мы покалечим машины, положение у нас будет аховое! Нет, этого нельзя допустить! Нам гнать надо вовсю!

Он снова посмотрел на ручей, где ребята раздраженно переругивались около застрявшей машины.

— Кажется, я тоже полезу сейчас в грязь толкать проклятую машину!

— Не глупите! — положила Шура руку ему на рукав. — Ну чем вы можете помочь?

— Вот этими руками! — широко развел руки прораб и поднял их, выжимая невидимую штангу. — Имейте в виду, у меня жим — девяносто, рывок сто десять. А здесь не столько руки нужны, сколько голова. Голова нужна!

— Да что с вами, Николай Владимирович? — послышалась в голосе Шуры ласковая тревога. — Почему вы так волнуетесь?

— Сам не знаю, что со мной, — доверчиво посмотрел на нее Неуспокоев. Глаза его, в длинных девичьих ресницах, блестели чересчур ярко, лихорадочно, как у изголодавшегося или азартного игрока. — Я сейчас как наизнанку вывернутый. Все чувства наружу! Ехать нужно, работать начинать нужно, дорогая Александра Карповна, а мы без толку в грязи валандаемся! Нет, вы посмотрите на эту дикость! Расстановка людей неправильная! Вое кричат, все командуют, а команду никто не слушает. Не могу! — возмущенно крикнул прораб. Обрывая пуговицы, он расстегнул пальто и сунул его Шуре, пахнув приторными духами. — Держите! Надоест держать — бросьте. И приготовьте ваши сто граммов.

— Там уже Садыков, — с хмурой насмешкой сказал Борис. — Есть кому командовать.