Вторая радуга - [4]

Ничего не оставалось делать, кроме как выйти из отцовского кабинета. Анну его рассказ взволновал, и уже вдвоем они отправились к матери с тем же вопросом. Анастасия Сергеевна обрадовалась случаю поговорить. Взрослеющие дети не баловали её долгими разговорами, может быть, поэтому, она начала издалека. С радуги Края.

Конечно, все в расщепе 80-100®, или меридиане Енисей — Иравади, с детских лет знали, что некоторые люди на Краю, среди меняющихся световых узоров его вечного свечения, могли разглядеть неподвижную фигуру. Для того и организовывали молодёжи путешествия на Край, чтобы определить, кто же её способен видеть. И некоторых из видящих приглашали в Школы Радуги.

— Приглашают туда не всех, способных к обучению. Если в обычной школе можно выучить любого, у кого мозгов достаточно, то Учение Радуги требует не только способностей, но и желания посвятить этому пути всю жизнь. Оттого и берут туда немногих. И оканчивают эту школу далеко не все. Многие через год, или через пять понимают, что не хотят там дальше учиться, а кто-то не способен перейти на следующую ступень. Способности-то у всех разные…

— А сколько там учатся те, у кого и способностей и желания достаточно? — спросила Аня.

— Долго. Обычное образование, в университетах, тоже входит туда, как часть. Только первый год обучения в Школе Радуги связан с полным отрывом от обычного мира, а дальше — у каждого свой путь. Может, кто-то из учеников Радуги живет рядом с нами, обычной жизнью. Они ведь не станут кричать об этом на каждом углу.

Получалось, что Школ Радуги много, и они не имеют постоянного местонахождения. А те, кто прекращал обучение в них, вливались в обычную жизнь общества рядовыми членами. Видящие недвижные узоры Края отличались повышенной чувствительностью и острым вниманием. Эти способности у них и развивали, но в жизни они помогали далеко не всем.

— А воинов там готовят? — не утерпел сын.

Но об этом мать ничего не слышала. Зато она давно знала Бордусея, у которого, оказывается, были уже взрослые внуки и куча правнуков.

— Не всегда он был шаманом. Закончил по молодости Новосибирский университет, в аспирантуре учился, преподавал в Большом университете Красноярска. А потом надолго ушел в леса, жил, как обычный охотник-эвенк. Шаманить начал, когда ему порядком за сорок стукнуло. У настоящего шамана жены не бывает, так что Ольгу он удочерил. Она моложе любого из его родных внуков будет…

Анна осталась послушать, её рассказ матери заинтересовал, а юноша ушёл готовить домашние задания. К нему, как сыну учителей, в школе было особое отношение: все учителя из кожи вон лезли, чтобы выучить Ермолая Харламова как можно лучше. Если другие школьники могли ограничиться рефератом в три страницы, то для него написать меньше пяти — означало прилюдное объяснение, почему это он вдруг стал лениться. Вся школа знала, что он с десяти лет владеет скорочтением и почти не забывает прочитанного.

Он, конечно, как любой школьник, забывал многое, но его мозги с малолетства были так устроены, что он легко выделял в любом тексте самые главные моменты; и вот их-то он действительно запоминал накрепко. Отчего и приобрел репутацию всезнайки и ходячей энциклопедии. При всем том он не был круглым отличником, хотя половина учителей считала его сильнейшим учеником. Другая половина считала таковым Виктора Громяка, который, как ни странно, тоже отличником не был. Витька был сильнее в физико-математических дисциплинах, Ермолай — в гуманитарных, которые как раз и требовали чтения в больших объемах.

* * *

Утром одноклассница вновь выскользнула из своей калитки в трех шагах перед ним.

— Привет, Ермолай, — она единственная во всем классе не звала его Ерёмой.

— Привет, — меланхолично отозвался юноша.

— Не выспался, что ли?

— Есть маленько…

Девушка взяла инициативу на себя, и он бездумно отвечал на её вопросы, пока вдруг не прозвучала витькина фамилия, и юноша автоматически не спросил:

— А ты никогда не слышала о воинах Блеклой Радуги, Инна?

— Как не слышать. Мой отец — настоящий отец — был одним из них.

— Расскажи, Инна, — сон с него разом слетел.

— А чего рассказывать-то? Есть такие люди, полжизни учатся, чтобы достичь способности совершить великий подвиг, затем годами пытаются его совершить. Потом те, кто уцелел, возвращаются к обычной жизни и до смерти держат язык за зубами. Мой отец не уцелел, вот и все.

Что за подвиг пытались свершить эти воины, Гришина не знала. Это и было их великим секретом. Знала только, что многолетние попытки к успеху не привели, лишь умножили ряды не вернувшихся. Зацепила юношу одна фраза:

— … У воинов Блеклой Радуги не бывает могил… — ею он и закончил свой рассказ Витьке.

Соседка не просила держать свой рассказ в тайне, так что никакого стеснения Ермолай не чувствовал.

— Инке, конечно, все мать рассказала. И рассказала, скорее всего, уже давно, — размышлял вслух Виктор. — А у матери не спросишь, да она и не ответит ничего посторонним. Твой отец знает, но молчит. Даже специально намекнул, что название это неправильное, чтобы мы отвязались. Так оно, наверное, и есть, но ведь мы другого названия не знаем, и ничем это нам не поможет. Ты сам что думаешь? — спросил он с фанатическим блеском в глазах.