Пламя быстро охватило поленницу, и клубы черного жирного дыма скрыли от меня толпу и помост с ликующей сворой адептов.
Они-то радуются, что сгорает лишний свидетель, а я чего развеселился? Это очень здорово, что сжечь меня решили вместе с капсулой, слов нет, удачная мысль пришла кому-то в голову, уж не моему ли знакомцу? Сгореть я, конечно, не сгорю, стенки могут выдержать и не такое, но будет тепло, даже жарко. А что будет потом, когда у них кончатся дрова? Открыть капсулу они не смогут, да и зачем ее открывать? Недельку поголодаю и сам вылезу? А потом? Хорошо, если сразу убьют, а если опять застенок? Бандини показывал мне там прелюбопытные места, например комнату дознаний с колесами, дыбой, шипами, деревянными сапогами, щипцами, иглами, крючьями для вытягивания жил, аккуратными ножичками для подрезания кожи...
И все это для меня. И дематериалкзатор куда-то делся во время свалки в покоях Верховного. Не иначе, Матео спер.
Воздух в капсуле нагрелся градусов на десять, по спине потекли струйки пота. Порыв ветра отнес дым в сторону помоста, и я злорадно хмыкнул: ну-ка, почихайте!
Еще пять градусов. Пот тек уже не отдельными струйками, а сплошным потоком, застилая глаза. Я зажмурился, а когда снова обрел способность видеть, то чуть не заорал, нет, вру, заорал, да еще как! На табло датчика расхода энергии будто нехотя перемигивались цифры!
Восемь... через несколько секунд -- девять, десять. В аккумуляторах появлялась энергия! Капсула оживала!
Костер почти догорел, было невыносимо жарко, но зато на табло -- сорок пять! Когда будет пятьдесят -- можно стартовать.
К костру пробилась телега с дровами, и в мгновение ока ревнители веры погребли капсулу под новой порцией дров.
Пятьдесят девять, шестьдесят. Можно стартовать, куда-нибудь да вынесет, но чем больше я запасу энергии, тем ближе к дому окажусь. Сухой горячий воздух обжигал горло, и я включил охлаждение. Рост чисел замедлился, зато стало прохладнее.
Девяносто два, девяносто три, девяносто четыре.
Толпа на площади продолжала бесноваться, но уже более сдержанно. Что ж, их можно понять. Такого количества дров хватит, чтобы изжарить стадо быков, а стенки капсулы даже не закоптились. То ли будет, когда они поймут, что сжечь меня вообще невозможно! А как там поживает мой старый знакомый? Старый знакомый поживал, прямо скажем, неважно: тиара у него сбилась набок, похоже, он адски ругался. Вокруг суетились адепты, ревнители чьего-то там наследия. По команде к костру со всех сторон тащили стулья, бревна, бочки и вязанки хвороста.
Ну, милые, ну, еще вязаночку! -- орал я им из капсулы. Каждое полено приближало меня к дому. Жаль, что нет громкоговорителя, я б сказал Бандини на прощание несколько теплых, прямо из костра, слов. Я б подпортил ему карьеру, я б... Вру я все, не стал бы я этого делать. Если бы и сказал, то не ему, а тем, кто, выбиваясь из сил, тащит топливо для моего костра. Нельзя обвинять в своих бедах кого-то, сказал бы я им. Пройдет сотня-другая лет, и вы будете показывать пальцем на портреты Бандини и плевать в его сторону. Покажите лучше пальцем на себя, ведь это вы по его приказу тащили дрова для костров, подслушивали разговоры соседей и докладывали в Священную Канцелярию. Это вы создали эту действительность, и какая она -- ваша заслуга.
Сто семь, сто девять. Этого хватит с запасом. Я вдруг заметил у костра девушку. Она не орала и не бросала ничего в огонь, она стояла в новом платье и смотрела на меня. Рукав реглан и воротник апаш. Эллочка. Нет, не Эллочка. Изабелла... просто Мария, так зовут мою бабушку.
Я перехватил ее взгляд, показал на платье с множеством разных карманов, кармашков и застежек и выставил кулак с оттопыренным вверх большим пальцем. Она поняла, улыбнулась и помахала рукой. А я нажал кнопку старта, и когда стенки капсулы подернулись долгожданной сиреневой дымкой, услышал, как звякнули, упав, цепи, которыми капсула была прикована к столбу в центре костра.
А может быть, мне это послышалось.