Всюду жизнь - [3]

В последнем зале к девушке подошел товарищ Федора по общежитию Вадим со своей подругой Линой, и они заговорили с незнакомкой.

Значит, она из института! Какая удача!

Федор приблизился к ним, что-то сказал Димке, девушка вопросительно взглянула на Федора, и Димка представил его:

— Мой однокурсник. А это Катя Аверина, учится с Линой на факультете градостроительства. Тоже на четвертом курсе.

По-прежнему пристально и вызывающе глядя на Федора, Катя протянула ему руку:

— Значит, ты тоже из наших. Очень рада.

У нее был глубокий, певучий, богатый оттенками голос.

Ее спутник назвался Станиславом, это был студент из Катиной группы, но какое Федору было до него дело, когда он познакомился с удивительной девушкой!

Из музея вышли впятером и решили отдохнуть на Гоголевском бульваре, потому что у девушек от высоких каблуков гудели ноги.

В том году после необычно сухого и жаркого лета — уже в мае с деревьев начала опадать листва — долго стояла тихая, теплая осень и в Подмосковье продолжались лесные пожары, горели торфяники, город был заткан голубоватой дымной мглой, резко пахнущей гарью, и Федор вспомнил страшные, опустошительные пожары в сибирской тайге. Рано засохшие и осыпавшиеся листья кленов и лип жестко шуршали под ногами.

В твердой походке Кати, ее плавных, уверенных жестах, во всей ее повадке были достоинство, смелость, и вместе с тем простота и естественность красивой женщины, знающей, что ей не надо кокетничать и насильственно улыбаться, чтобы привлечь к себе внимание, привыкшей к тому, что она нравится, что за нею ухаживают.

Усевшись на скамейке, Катя закинула ногу на ногу, и Федор увидел, что у нее красивые округлые колени. Черт побери! Он был потрясен и уничтожен ее совершенством: он не находил в ней ни одного недостатка. Он вспомнил, с какой безапелляционной категоричностью они тогда заспорили о выставке и как этот спор — вот уж, действительно, хоть и не хочешь, а поверишь, что слепой случай может изменить судьбу человека, — стал причиной его сближения с Катей.

— Импрессионизм — вершина живописи, — сказал Димка. — После него в западном искусстве наступил закат: абстракционизм и поп-арт. Кризис капитализма породил кризис культуры.

— Да, высочайшая вершина, — согласился Федор и тут же возразил себе: — Но уже в самом зародыше этот прекрасный цветок был поражен червоточиной распада.

— Что ты имеешь в виду? — задиристо спросил Станислав, к которому Федор сразу почувствовал неприязнь.

— У импрессионистов исчез человек с его внутренним миром, борьбой, страстями. Для импрессиониста фигура человека на полотне — это просто живописная деталь пейзажа, цветное пятно, такое же, как дом, дерево, облако.

— Вот, вот! А ведь главное в искусстве — человек! — захлопала в ладоши Катя. — Поэтому мне Репин, Суриков и Крамской дороже всех ваших импрессионистов!

Федор мягко возразил Кате:

— Все это великие художники, Катя, но искусство не может навсегда закостенеть в одних формах. Уже Репин понимал, что Серов и Врубель пошли дальше него!

— Только мы, жалкие профаны, до сих пор этого не понимаем! — с едкой усмешкой бросил Станислав.

Его тут же бурно поддержала Катя:

— Боже, Устьянцев, ты судишь об искусстве с таким апломбом, будто что-то понимаешь в нем!

Федор растерялся, как всегда, когда надо было оправдывать себя, и ничего не ответил, но Вадим увидел, что густая краска залила его лицо, и решил защитить друга. Он сказал, что Катя несправедлива, Федор имеет право судить об искусстве, потому что знает его, у него безошибочный вкус и он сам замечательно рисует.

— Неужели? Среди нас, оказывается, художник! — Катя поняла, что обидела Федора, и, чтобы загладить свою ошибку, взяла его за руку и попросила нарисовать ее сейчас же.

Федор молча достал из портфеля блокнот и карандашом набросал профиль Кати — он знал, что лишь такие безупречно правильные, красивые лица можно изображать сбоку. Все нашли портрет очень удачным и упросили Федора нарисовать каждого и даже сделать автопортрет. Ему хотелось доказать этой самоуверенной девушке, что она ошибается, считая его профаном в искусстве, и он сделал наброски вдохновенно и мастерски.

— Федя, милый, прости меня! У тебя настоящий талант! — Катя залюбовалась своим портретом. Она вдруг многозначительно посмотрела на него и спросила: — Ты, конечно, хорошо чертишь?

— Как бог! — не дав сказать Федору, ответил за него Вадим. — По начерталке, графике и архитектуре он первый на факультете!

Катя обрадованно воскликнула:

— Все, Федечка, решено: ты будешь делать мне курсовой проект по городским гидротехническим сооружениям! — Она покосилась на Станислава и неожиданно, совсем как озорная девчонка, показала ему язык. — В нашей группе нет ни одного талантливого парня!

— Конечно… если я смогу тебе помочь… я готов, — скрывая охватившую его радость, согласился Федор. Да что бы он не сделал ради того, чтобы видеть Катю! А теперь это будет даже как бы узаконено! Все происходило как во сне: еще час назад он с тоской думал, что больше не увидит незнакомую девушку.

— Счастливый ты человек, Устьянцев, что бог дал тебе такие способности, — вздохнула Катя. — Для меня же начертить элементарный куб в аксонометрии — пытка!