Всю ночь напролет - [30]

Наконец Энн встала. Где же София? Прошло уже три четверти часа с тех пор, как ее воспитанница удалилась, опираясь на руку лорда Стрэнда. В том, что касалось здравого смысла, Энн доверяла девушке не больше, чем любимому спаниелю своего дяди — суке, впервые вступившей в пору течки. Поэтому она из гостиной направилась по коридору в дальние комнаты особняка, реже других посещаемые гостями.

— Миссис Уайлдер?

Голос, похожий на шелест наждачной бумаги, ласкал ей слух.. Ведь это был голос Джека. Лишь по охватившему ее в тот же миг облегчению Энн поняла, до какой степени ее пугала мысль, чго София была с ним.

Обернувшись, она увидела его совсем близко от себя. Его суровое, пересеченное шрамом лицо не нуждалось в маске. Кто бы мог догадаться, что скрывается за этой безукоризненной вежливостью?

Энн стоило немалого труда разобраться в собственных чувствах. Нетерпение, облегчение и радость сплелись в запутанный клубок, к которому примешивался и легкий страх. Но страх, как она, увы, слишком поздно успела убедиться, тоже обладает особой притягательной силой.

Джек склонил голову, пытаясь по облику Энн догадаться о ее настроении. Он как раз беседовал с леди Диббс, когда неожиданно для себя обнаружил, что Энн Уайлдер скрылась в пустом коридоре. Он приказал себе не обращать на это внимания, оставшись еще на некоторое время с леди Диббс и утоляя ее ненасытное любопытство. Однако Энн выглядела обеспокоенной. Терпения Джека хватило ровно на пять минут, после чего он отправился за нею следом.

— Полковник Сьюард! — приветствовала его Энн.

Джек, пожалуй, мог поверить в то, что его вид вызвал у нее облегчение, разгладившее морщинки на ее лбу, но приветливая улыбка, смягчившая суровое выражение ее чувственных губ, разумеется, могла объясняться только игрой света и его собственного воображения.

— Я как раз любовалась коллекцией старинных картин, — пояснила она.

— Вы позволите мне вас сопровождать?

Сейчас она начнет жеманничать, как поступила бы на ее месте любая, даже самая красивая женщина, едва заподозрив, что джентльмен покинул другую даму, чтобы ухаживать за ней. Это соображение пришло ему на ум вовсе не из тщеславия. Джек отдавал себе отчет в силе своих чар и хорошо понимал, что в значительной мере обязан ими тому обстоятельству, что, выглядя со стороны вполне доступным, он вместе с тем оставался в глазах общества кем-то вроде изгоя.

Однако Энн не собиралась жеманничать. Она колебалась, словно не была уверена в том, как поступить, не нарушая приличий. Он мог бы ответить на этот вопрос. Ей следовало принять его предложение. Ее терпят в обществе только из уважения к памяти человека, надевшего ей на палец обручальное кольцо. Тем не менее сама мысль о том, что Энн согласна находиться рядом с ним лишь в угоду правилам хорошего тона, уязвляла Джека, а это, в свою очередь, приводило его в смущение.

Итак, Сьюард терпеливо ждал и вместо того, чтобы прийти Энн на помощь, пытался запечатлеть в памяти несколько суровые и экзотические черты ее лица, зная, что она навсегда останется для него мерилом, по которому он будет оценивать всех прочих женщин.

— Мне бы не хотелось отрывать вас от более приятного общества, и я ничуть не против быть предоставленной самой себе, — пробормотала она наконец.

— А разве у меня есть более приятное общество? — ответил он. — Столь же приятное, может быть, но так как меня всегда учили, что от добра добра не ищут, то утверждать я не берусь.

Она улыбнулась, однако это было не более чем светской любезностью.

— Сказано очень мило. Благодарю вас, сэр, и принимаю ваше предложение.

Джек подал ей руку, и Энн оперлась на нее так легко, что он почти не ощутил этого. Лишь тогда Джек понял свою ошибку. Пусть манеры и вынудили ее смириться с его присутствием, однако они были не настолько совершенны, чтобы она могла скрыть свое отвращение от телесного контакта с ним.

Впрочем, чего еще он мог ожидать после того, как несколько дней назад допустил по отношению к ней столь непростительную фамильярность? «Ее приветливая улыбка — до чего же я оказался прав, сочтя ее простой игрой воображения», — промелькнуло в голове у Джека, и он не спеша повел ее за собой дальше по коридору.

— Вам когда-нибудь приходилось здесь бывать? — спросил он ее после долгого молчания.

— Да, — ответила Энн. — Очень давно. Вскоре после моего замужества.

— Значит, это было не так уж давно, — произнес он мягко. — Вы еще очень молоды.

Ее лицо, внешне спокойное, на миг потемнело.

— Если считать на годы, то да, с тех пор минуло не так много времени. Но если вести счет на минуты, то получится огромный срок, — пробормотала Энн и затем, не сбавляя шага, добавила: — Извините меня. Я, наверное, утомила вас своими философскими рассуждениями.

Джек с удивлением посмотрел на нее. В прекрасных глазах, устремленных на него, чувствовалось столько боли и усталости, что ему вдруг захотелось снять с нее непосильное бремя, заставить этот нежный ротик приоткрыться в улыбке… Идея показалась ему весьма заманчивой, хотя он сам понимал, насколько смехотворным был его порыв.

Охваченный смятением, Джек первым прервал молчание. Он приподнял голову и, нахмурившись, уставился с рассеянным видом на вазу из алебастра, водруженную на мраморный постамент.