Всячина - [6]

— Попрыгали!

— Бабайка! Бабайка идет!

Псих прижал мальчишку к себе, пожал плечами на высверк командирских глаз. А что он мог поделать? Запуган парень. Дрожит весь. Тут и взрослому-то не по себе…

Двое встали у дверей. Командир начал отсчет, загибая пальцы. Вот все пальцы сжались в кулак — вперед! Дверь вылетела с треском, за ней вывалилась первая двойка, сразу — вторая, третья. И командир, махнув рукой Психу, шагнул за порог, скользнул невидимкой в тьму коридора, согнувшись.

А Псих задержался. Пацан вывернулся как-то, упал с рук и снова укатился под кровать. Это, значит, во-первых. А во-вторых — где, блин, стрельба? Где сплошной непрерывный огонь, подавляющий противника? Где выстрелы с той стороны? Где хоть какой-то шум? Прорыв это — или как?

Из-под кровати тонкая рука ухватила за штанину, дергая к себе.

— Ну, что ты там?

— Там бабайка! Бабайка! — да он же плачет навзрыд…

Натурально плачет.

— Туда нельзя! Так нельзя! Бабайка! Бабайка!

— Ну, что ты, маленький. Не бойся ты. Нет там никого…

Никого?

Только вот скрипят половицы в коридоре под тяжелыми шагами. Страшно скрипят, трещат, чуть не проламываясь.

Псих нырнул под кровать, обхватил дрожащего мальчишку, выкинул вперед ствол пистолета, ловя на мушку черноту дверного проема — готов! Покажись только, гад!

Но только шаги по коридору. Медленные и очень тяжелые. От тяжести шагов вздрагивает весь дом. Звенит посуда в шкафу. Туда — сюда звучат шаги. К выходу — обратно. А где же теперь весь наш спецназ?

— Бабайка! — шепчет, трясясь, пацан в самое ухо и зажимает Психу рот маленькой грязной ладошкой.

…

— Вот, сами можете убедиться. Он просто неуправляем.

По одиночной палате мечется фигура, бьется о стены, обитые мягким, катается по полу, рвет волосы, которых и так осталось мало на голове. Волосы белые.

— Это действительно он? Почему — седой?

— Такое бывает. Стресс у него какой-то.

Вот начинает расшатывать кровать. Попал в резонанс. Кровать все сильнее качается. Еще немного — вырвутся скрепы из пола, повалит кровать набок, припрет дверь…

— Сидоров, так твою, — рявкает в микрофон санитар. — Нельзя шуметь! Бабайка придет!

…

— Вот, видите? Он теперь так тихо будет лежать под кроватью, не шевелясь, пока мы не придем уколы ставить.

— В детство впал, что ли? Что еще за бабайка?

— Откуда нам знать? Но только это слово его останавливает. Он его бормочет постоянно. Наверное, что-то из детских кошмаров проснулось.

— Ну, ладно. Это с ним надолго, похоже. Ничего не спросить, ничего не узнать. А что с мальчиком?

— С каким мальчиком? К нам поступил только он — лейтенант Сидоров, психолог из вашего управления.

Псих лежал под койкой, скорчившись в тени и шептал:

— Бабайка, бабайка, бабайка!

Борьба с кошмарами

— Ты же помнишь, конечно, мои старые кошмары? Эти пауки и жуки размером с человека, заплетенные паутиной темные дверные проемы. Эти глаза, блестящие в темноте… Бр-р-р… Ужас…

Ну, еще бы я этого не помнил. Меня тогда потому и вызвали в поселок. Отозвали прямо с маршрута, несмотря на дела. У нас тут у всех по два-три образования. Иначе просто нельзя. Иначе не наберется команда. Надо же и командира, и ученых разных направлений, и врача с медсестрой, и солдат, которые будут охранять, если что, и следопыт пригодится, и психолог — лететь-то не день и не два. Даже и не месяц. Да и там, когда доберемся — это же практически на всю оставшуюся жизнь…

Я был психологом и следопытом. Охота была моим хобби, ставшим профессией. А психология, которая первая и основная, стала здесь второй. Вот и сдернули. Ребята развернули тогда временный лагерь, обустроились, поставили инфразвук, сигнализацию, установили автоматы. И остались разбирать, что набрали за время маршрута. А я на диске помчал в поселок.

Тогда мне долго пришлось говорить с этим вот Иваном — огромным русским доктором и по совместительству ксенобиологом. Он психологически надломился, когда прилетев на эту планету, не столкнулся ни с какими трудностями и опасностями. Ну, не было тут пауков, жуков, червей, змей всяких ядовитых, хищников крупных. Очень странно, конечно — но не было ничего этого. Вышло, что он вроде как и не нужен. Врач нам тоже был не особенно нужен. Все в экспедиции были здоровые, крепкие, а на случай чего у каждого второго была квалификация как минимум фельдшера. Да и аптечки наши с набором лекарств и автоматическим определением нужного — дорогого стоили.

В общем, Иван заскучал, засмурнел, и по их старинному русскому обычаю стал скуку свою заливать спиртным, которое сам же и производил на лабораторных установках, используя в бродильном чане всякую сочную местную зелень. Вот и начались у него кошмары. Сначала я посчитал, что все это — просто алкогольный психоз. Но, просидев с ним в палате пять дней, улучшения не заметил. Пришлось признавать шизофренический бред и расслоение личности с параноидальными мотивами. Это я так вгорячах, конечно. Просто не практиковал давно. Диагнозы такие слёту просто нельзя…

А просто «сдернулся» парень, «свернулся». А вот когда пять дней в одной палате. Пять дней я с ним говорил, говорил, говорил. И он выговорился. И перестал дергаться на каждый шелест, на каждое движение в стороне или сзади.