Всяческие истории, или черт знает что - [45]

Когда вышел он на большую дорогу, место рукам нашлось, но лишь теперь его по-настоящему обуял гнев. Бенц прусаком маршировал по дороге и думал, что уж сегодня-то он может пойти куда пожелает, ни одна паскуда ему не указ. Тут на резвых скакунах настигли его купцы, да только невдомек им было, что у Бенца семьдесят баценов в кармане и что намеревается он наслаждаться жизнью; они как обычно поехали по самой середине дороги, и когда уже дышали Бенцу в затылок, тому не оставалось ничего иного, кроме как отойти в сторону, чтобы сохранить жизнь. Тут изо рта у него полилась отборная ругань: даже и в этот день, мол, нет на дороге спасения от кровопийцев. Не желая уступать дорогу этаким баранам, он решил потерпеть до Бурдлефа, где он им покажет, чего стоит. Он свернул на Бургергассе, там уж его никакие кони не побеспокоят. Тут его обогнали крестьянки с корзинами, на них-то он и выместил гнев. Он пролетел между ними, словно ядро, толкнул одну, отпихнул другую, так что они чуть было не попадали в канаву, а когда ему вслед полетели проклятия вроде «Черт тебя побери!» или «Ах ты хрен!», он лишь обернулся с издевкой да ответил им крепким словом.

Добравшись до скотного рынка, увидел он у прачечной баб, торговавших сайками да пряниками; может, водилась у них и выпивка — если только свои спрашивали, а болтунам всяким выпивки было не видать. Вышел Бенц на середину улицы, уселся, оперевшись о посох, и принялся рассматривать товары в корзинах. Он все думал, стоит ли ему тут поживиться, или же лучше подождать до Рютчельнгесляйна, где он как-то раз заполучил славных пирожков всего на пятнадцать баценов. Ох и хороши они были, аж слюна потекла. Наконец, он все ж таки не смог удержаться, сунул руки в корзину, одной схватил пряник, другой сайку и впился зубами — сначала в пряник, а потом в сайку, все так же рассиживая на посохе, перегородив всем дорогу. На вкус было не то, что простая крестьянская похлебка, которую даже собака лакать бы не стала, а похоже было на лакомства из хозяйских закромов. Расправившись с добычей, он снова молча запустил руки в корзину и принялся в сердцах откусывать то с одной руки, то с другой, пока не перешел к третьей порции.

Всем-то, кто шел по Бургергассе, он мешал, всем-то крестьянам приходилось обходить его по грязи, но никто не посмел и рта раскрыть, опасаясь его злого языка, тем более, ниже их достоинства было затевать свару с батраком. Одна девушка с корзиной в руке, однако, сносить этого не пожелала — видать, не обладала необходимой выдержкой, что потребна в обхождении с подобным подлым народом; выбила она у Бенца посох из-под задницы да еще заехала локтем. Бенц потерял равновесие, грохнулся в грязь, выпустил из рук пряник, потянувшись было за палкой, чтобы с проклятиями напуститься на преступницу. Но та давно уж исчезла в толпе, а вокруг поднялся смех и гогот, особенно среди стайки ребят, которые давно уже подтрунивали над Бенцем.

Бенц обезумел от ярости, попытался достать мальчишек палкой и бросился было в погоню. Но продавщица пряников была на этот счет иного мнения, схватила Бенца за куртку и потребовала шесть баценов. Бенц вырывался, замахал кулаками, но бабу этим было не напугать. Ребятишки от души заливались смехом. Тут показался суровый ландъегерь. Бенц понял, что сбежать не удастся, и бросил бабе четыре бацена. Но та требовала шесть, мальчишки наговаривали, что, мол, наел он на все десять, с такой-то пастью шестью баценами не обойдешься, он-де умял пряников и саек столько, сколько в Оберланде поглощают сыру. «Давай-ка плати и проваливай, иначе под замок!» — разошелся ландъегерь. Тогда Бенц в бешенстве швырнул торговке еще пару баценов и козлом бросился за верещавшими мальчишками, размахивая палкой, а грязь из-под ног летела ему же на спину.

Так он и бежал, чертыхаясь и силясь огреть пареньков, до самого Рютчеленгесляйна. Добравшись до места, не отказался бы он еще раз отведать местных пирожков, а вернее, наесться до отвала. У Шлосгесляйн его вдруг схватила за жилет чья-то рука: «Смотри-ка, а значит не брешут, ты тут как тут! Отдавай-ка все, что должен». Бенц, однако, был совершенно не в настроении. «Поди ж ты, — нынче барышни сами парней зазывают, — сказал он, — а вот если составишь мне компанию, дам полтину». Так и случилось. Девушка взяла его под руку, и они отправились на постоялый двор.

Внутри, как обычно, было полно народу. Бенц, однако, не стушевался, сел на лавку и принялся ерзать и теснить соседей, пока барышня не поместилась рядом с ним; чем больше соседи ворчали, тем больше он посмеивался, такое у него было заведено обхождение. Он спросил красного, из лучших. Когда вино принесли, он обратился к барышне: «Тебе чаю?» Та ответила, что ей все равно. Бенц и так чувствовал себя королем, а заказав вина и чаю, и вовсе уподобился своему бывшему хозяину Хансу из деревни. Когда мимо проходил знакомый, а то и крестьянин или крестьянка из зажиточных, он не мог удержаться и заговаривал с ними. «Смотри-ка, Анне-крошка, смотри-ка, Ханс, как жизнь?» Ханс или Анне-крошка отвечали: «Да уж не переживай! Потихоньку! Ты благородным что ли заделался? Уж дай знать, как в монахи подашься». Большинство же, чтобы положить предел злым шуткам, делали небольшой глоток вина из его бутылки и ставили стакан обратно. Бенца это бесило и он кричал: «А ну-ка освежи! Или ты думаешь, я вполовину плачу? Еще чего… я ничем не хуже каких-нибудь крестьянских сынков, вот что!..»