Вся жизнь — игра - [52]

Маргарита пригляделась: выяснилось, что там порхают живые воробьи, очевидно запущенные сюда для того, чтобы дерево выглядело правдоподобнее.

Костя перехватил ее взгляд, поспешил успокоить:

— Вы не волнуйтесь, они гадят прямо там, наверху. В тарелку еще ни разу не попадали.

— М-да? Что ж, будем надеяться. Вообще-то мне тут нравится. А кормят как?

— Клево! То есть — вкусно. Фирменное блюдо — перепелиные яички. Маленькие такие, в крапинку. Но это ничего, что маленькие, их ведь можно много заказать.

Маргарита опять с сомнением посмотрела на воробьев:

— А они… точно перепелиные? — И сама же рассмеялась: — Да что я, впрочем! Воробьиные — еще оригинальнее! Ладно. А что тут с музыкой?

— Живое варьете.

— Голые девки?

Ей живо представилась недавняя морская прогулка и тощие компаньонки Георгия в рыбацкой лодке. Маргарита шагнула было к дверям, ей стало противно.

Однако Костя успел выпалить:

— Не! Никакой порнухи. Они костюмы у драмтеатра напрокат берут, на лето. Пышные такие, знаете, с этими… — он сделал красноречивое движение вокруг бедер.

— С кринолинами?

— Ага. И вообще вы не думайте, тут классно! Тут лучше всего, честное слово! Не пожалеете!

Он говорил с таким пылом, что Рите показалось это подозрительным:

— Почему, собственно, милый Костя, ты так отстаиваешь честь сего заведения?

Паренек залился густой краской. Даже странно было, что такое загорелое лицо может столь интенсивно побагроветь:

— Просто… я тут часто питаюсь, понимаете, здесь мамка моя по вечерам поет. В этом… в кринолине.

— Как! Твоя мама — певица? А говоришь, музыкант — не профессия.

— А это и не профессия. Так… халтура. Вообще-то мамка у меня кассирша в галантерее.

«Если все варьете, — соображала Маргарита, — возраста Костиной матери… Тогда, определенно, эта забегаловка мне по душе. Тем более что у меня, Королевы, будут фрейлины в кринолинах. Настоящие придворные дамы! Думаю, я неплохо буду смотреться на фоне такой свиты».

— Уговорил, Константин! — воскликнула она. — Раз поет твоя мама — это, конечно, решает все дело. Мечтаю познакомиться с твоей мамой!

— Правда?! — просиял парень.

Рите пришлось отвести глаза. Лгать не хотелось.

По счастью, к ним уже семенил метрдотель:

— Котя, сын Моти! Котенок-мотенок! Голодный?

Застыл как вкопанный, разглядев Костину спутницу. Склонился в низком поклоне. Тоже — паж. Еще один.

Рыбак рыбака видит издалека. Метрдотель метрдотелю друг, товарищ и брат.

Пока Костя, который действительно был голоден после смены, хлебал зеленые щи с обыкновенным, куриным, яйцом, Маргарита обговорила с местным властителем Валентином все детали предварительного заказа.

Ресторан «Под платаном» закроется 29 июля «на спецобслуживание». Весь зал будет отдан в распоряжение именинницы, столь же богатой и щедрой, сколь и красивой.

Валентину улыбнулась удача.

Маргарита верила, что ей она тоже улыбнется в день тридцатилетнего юбилея…

А как же иначе? Ведь Солнце войдет в Королевский градус!

Глава 10 СЕРЕБРЯНЫЙ КЛИНОК

Переговоры между «Колизеумом» и «Техно-Плюс» еще тянулись. Стороны никак не могли прийти к общему решению.

Старик Джузеппе прилагал все мастерство, все свои дипломатические способности, чтобы сбить цену на микросхемы Кайданникова. Это ему удавалось, но не надолго: ровно до тех пор, пока Георгий в очередной раз не замечал Риту в обществе Лучано Джерми.

И тогда изобретатель запрашивал баснословные суммы.

И опять старый Понтини с терпением и смирением брался его умасливать…

Он не роптал и не сердился, милый добрый герой «Золотого ключика». Он по-отечески относился к нему, пожалуй, как к несмышленышу Буратино, который променял азбуку на развлечения.

Единственное, что позволял себе седой диретторе, это ворчливо произнести новую выученную им русскую пословицу:

— Баба пляшет, а дед плачет.

В роли деда он, вероятно, видел себя, потому что его хозяин (он же — и его подопечный) плакать не думал, а, напротив, ликовал.

Лучано был абсолютно уверен, что полностью завоевал Маргариту.

А она — она и не думала разрушать его радужные надежды. Охотно проводила с ним время, даже сама искала встреч. Одаривала манящими улыбками, роняла двусмысленные реплики, которые вполне можно было принять за обещания.

Обещания — чего? Да всего! Безграничного счастья, рая на земле!

О, Маргарита это умела!

Жестоко? А почему, собственно? Ведь она не говорила итальянцу ничего определенного, он сам достраивал каждый ее жест, вздох, шаг собственной богатой фантазией. Как говорится, «обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад». Маргарита вовсе не чувствовала себя виноватой.

Лишь перед старым Джузеппе испытывала она некоторую неловкость. Столько усилий пожилой управляющий тратит заведомо впустую!

Но, если вдуматься, то разве он что-нибудь теряет на этом? Из зарплаты у него хозяин ничего не вычитает, а пожить подольше на лучшем российском курорте — что тут такого ужасного? Наоборот, приятно.

Старик же, вопреки логике, проникся к синьорине Маргарите искренним уважением: признал в ней большого мастера. Если сам он был непревзойденным асом в бизнесе, то она, несомненно, первенствовала в искусстве флирта и обольщения.

Искренне любя Лучано, он тем не менее с любопытством и даже одобрением наблюдал, как эта роскошная женщина неуклонно прибирает Джерми к рукам. Старик не мог не восхищаться точной, безупречной работой, в чем бы она ни состояла.