Вся ваша ненависть - [88]

Вскоре во двор выходят мама с папой. На макушках у обоих – праздничные колпаки, а у папы в руках еще и огромный торт со свечками.

– С днем рожденья тебя! – поют они, и мама дергает плечами (получается у нее не так уж позорно). – С днем рожденья тебя! С днем рожде-е-енья!..

У Сэвена улыбка до ушей. Я делаю музыку потише.

Папа ставит торт на стол во дворе, и все собираются вокруг. Наша семья, Кения, Деванте и Лейла – то есть все чернокожие – поют «С днем рожденья» в версии Стиви Уандера[116]. Похоже, Майя тоже знает эту песню, но большинство друзей Сэвена растерялось. Крис тоже. Иногда я офигеваю от культурных различий между нами.

Бабуля продолжает петь песню аж до самого конца, тогда, когда все уже замолчали, так что маме приходится ее одернуть:

– Мамуль, мы уже задуваем свечи!

И бабуля театрально закатывает глаза.

Но только Сэвен наклоняется к торту, как папа его останавливает:

– Обожди, приятель! Ты же знаешь, их нельзя задувать, пока я что-нибудь не скажу.

– О-о-о-о, пап!

– Он не может тебе приказывать, Сэвен, – весело щебечет Секани. – Ты уже взрослый!

Папа на него зыркает.

– Так, пацан, помалкивай… – А потом поворачивается к Сэвену. – Я горжусь тобой, приятель. Я уже говорил тебе, что сам так и не получил диплома. Как и многие наши братья. Так уж водится, что многие из них просто не доживают до восемнадцати. А те, кто доживает, к этому возрасту ввязываются во всякую фигню, так что назад дороги нет. Но ты – исключение. Ты далеко пойдешь, я в этом не сомневаюсь. И я всегда это знал. Понимаешь, я верю, что у моих детей должны быть имена со смыслом. Секани означает радость и веселье.

Я фыркаю, и Секани на меня косится.

– Я назвал твою сестру Старр, потому что она была для меня светом во тьме. А Сэвен – семь – это священная цифра. Цифра совершенства. Я не говорю, что ты идеален, никто не идеален – но, когда Господь подарил мне тебя, я понял, что это идеальный подарок. Я люблю тебя, приятель. С днем рождения.

Папа с нежностью обхватывает Сэвена за шею, и его улыбка становится шире.

– И я тебя люблю, папуль.

Праздничный торт нам испекла миссис Рукс – это ее фирменный «Красный бархат», который все тут же принимаются нахваливать (а дядя Карлос проглатывает по меньшей мере три куска). Все танцуют и смеются, и в конце концов день выдается прекрасный.

Но прекрасные дни не длятся вечно.

Часть 5. Тринадцать недель спустя – решение

Двадцать два

В нашем новом районе я могу просто сказать родителям: «Я на прогулку», – и уйти.

Мы только что созванивались с мисс Офрой, и она сказала, что в ближайшие пару часов Большое жюри объявит о своем решении. Она утверждает, что решение известно только самим присяжным, но меня не отпускает ощущение, что его знаю и я. Решение всегда одно.

Я засовываю руки в карманы своей худи без рукавов. Какие-то ребята проезжают мимо на великах и самокатах и едва не сбивают меня с ног. Сомневаюсь, что их заботит решение Большого жюри. Они не спешат к телевизору так, как, должно быть, мчат к нему ребята дома, в Садовом Перевале.

Дома.

На прошлых выходных мы переехали в наш новый дом. Прошло уже пять дней, но домом он мне до сих пор не кажется. То ли дело в заклеенных коробках, то ли в улицах, названий которых я не знаю. А еще тут стоит почти невыносимая тишина. Нет ни Налитра с его скрипучей тележкой, ни миссис Перл, громко приветствующей нас из своего сада.

Я хочу, чтобы все снова было нормально.

Я пишу Крису, и меньше чем через десять минут он приезжает за мной на папином «мерсе».

На улице, где живут Брайанты, есть один-единственный дом с пристройкой для дворецкого – их собственный. У мистера Брайанта восемь машин, в основном ретро, и гараж, в котором он собрал их все.

Крис паркуется на одном из двух свободных мест.

– Предков нет дома? – спрашиваю я.

– Ага. Сегодня у них встреча в загородном клубе.

Почти весь дом Брайантов выглядит слишком дорогим для жизни и больше походит на музей: повсюду скульптуры, картины маслом и хрустальные люстры. Комнаты Криса на третьем этаже – попроще. В его спальне стоит кожаный диван, прямо перед ним – плоский телик и приставка. Полы на полкомнаты разлинованы под баскетбольную площадку, а на стене висит настоящая корзина, так что можно побросать.

Его огромная двуспальная кровать застелена – это редкость. До нашего знакомства я считала, что кроватей размером больше, чем «кинг сайз», не бывает… Я снимаю свои тимбы[117] и, взяв с прикроватного столика пульт, ложусь и включаю телевизор.

Крис снимает конверсы и садится за стол с дрампадом[118], миди-клавиатурой и виниловым проигрывателем, подключенными к маку.

– Зацени, – говорит он, включая бит.

Я приподнимаюсь на локтях и киваю в такт. Бит получился олдскульный – в стиле Дре[119] или Снупа[120].

– Круто.

– Спасибо. Хотя, по-моему, басы надо немного убавить. – Он поворачивается обратно к столу и берется за дело.

Я цепляю ногтем ниточку, торчащую из покрывала.

– Как думаешь, его будут судить?

– А ты? – Крис поворачивается на стуле.

– Думаю, нет.

Я лежу на боку, и глаза у меня на мокром месте. Крис ложится рядом, лицом ко мне, и прижимается своим лбом к моему.

– Прости.