Вся твоя ложь - [90]

Обычно я отбрасываю подальше от своего сознания мысль о своей разбитой детской комнате на чердаке дома, но сейчас почему-то ее образ лежит тяжелым камнем у меня на сердце. Я стараюсь не думать о том, как бы ликовала Лидия, если бы узнала, что мой столь презираемый ею брак распался. Я беру с полки фотографию отца и смотрю на него, гадая, было бы все в моей детской семье иначе, если бы он пожил подольше, а не умер, когда я была еще совсем маленькой.

Лидия очень редко говорила о нем. Да и то в основном это были претензии и жалобы на то, как возмутительно и бесцеремонно с его стороны было умереть так рано и оставить ее одну с ребенком, когда именно он в первую очередь и хотел этого самого ребенка. Столько обиды, столько обвинений – жизнь Лидии состояла целиком из всего этого…

На фотографии отец улыбается, и я улыбаюсь ему в ответ. Я смотрю на его доброе лицо, на его аккуратно зачесанные набок волосы. По крайней мере, мой отец желал моего появления на свет, даже если сама Лидия этого и не хотела.

И кстати, я до сих пор не могу понять мотивацию условий наследства Лидии. Зачем она завещала все Робин, своей внучке, которую она ненавидела? Было ли это сделано только для того, чтобы хоть напоследок снова манипулировать нами? Меня бы это не удивило. Но вместо того, чтобы стать чем-то разрушительным в нашей жизни, ее наследство фактически обеспечило то, в чем я так отчаянно нуждалась. Оно открыло мне путь к спасительному бегству от Эндрю. Да и Робин сейчас тоже счастлива. Учитывая, что моя мать надеялась на обратное, она была бы сейчас горько разочарована.

Только я поставила фотографию отца на место, как зазвонил мой телефон. Я смотрю на экран, это Эндрю. У меня глаза полезли на лоб от удивления. Он – последний человек, от которого я ожидала бы звонка. Вообще-то, в Нью-Йорке сейчас середина ночи, не говоря уже обо всем остальном. Я медлю с ответом, в горле стоит комок. Мои нервы на взводе. И еще меня бесит то, что он думает, будто может вот так запросто, ни с того ни с сего, названивать мне, когда ему вздумается.

Я поднимаю трубку, на линии тишина в течении нескольких секунд, а затем слышится какое-то потрескивание. Вскоре этот странный звук начинает затухать и исчезает совсем, и соединение разрывается. Я перезваниваю ему один раз, другой, но безрезультатно. Все мое душевное спокойствие испаряется за считаные секунды. Я пишу ему сообщение: «Чего ты хотел?» И какое-то время жду от него ответа, но абсолютно напрасно. Мне на ум начинают приходить разные варианты на эту тему, и среди них нет ни одного позитивного. Все крутится вокруг версии, что Эндрю переезжает сюда, провоцирует скандальный развод, требует единоличной опеки над Робин…

Потом я с раздражением отбрасываю все эти домыслы прочь от своего сознания и отправляюсь в суд. Но, как я ни стараюсь сосредоточиться на слушании и отвлечься от Эндрю, мысли о его звонке продолжают крутиться в моей голове, как заезженная пластинка.

Большую часть происходящего на сегодняшнем заседании я наблюдаю как будто со стороны. Эдвард и офицер полиции, занимавшийся этим делом, читают вслух протоколы полицейских допросов. Их голоса монотонно гудят, и в их речи, словно мантра, постоянно повторяется фраза «Без комментариев». В какой-то момент я даже почти что задремала, резко проснувшись от ощущения провала в какую-то дыру.

Единственный раз, когда я внимательно слушаю, это вопросы полицейскому о конфискации ноутбука Фреи и о том, что никакого айпада не было найдено. Офицер подтверждает Барбаре, что телефон Фреи – это обычная кнопочная «Нокиа» без доступа в Интернет, а на ее ноутбуке установлена устаревшая версия операционной системы «Виндоус».

– Многие подростки очень хорошо владеют техникой, – говорит он, – но у меня сложилось впечатление, что к заявителю это не относится. Ее устройства устаревших моделей, без обновления программного обеспечения.

– На ноутбуке было что-нибудь, указывающее на то, что к нему может быть подключен айпад?

– Нет, ничего такого не было. Но ведь в этом теперь нет никакой необходимости – больше не нужно синхронизировать эти гаджеты с компьютером.

– Но ведь ничто не указывает на то, что у нее действительно был айпад, не так ли?

Полицейский замолкает и пожимает плечами:

– Это только ее слова.

– А есть ли какие-нибудь доказательства того, что она использовала приложение «Вайбер» для связи с обвиняемым, как утверждает она сама?

– Там ничего такого нет, – говорит офицер.

– Значит, нет никаких доказательств того, что она пользовалась этим приложением?

Офицер снова пожимает плечами:

– Да, никаких доказательств нет. Нет ничего, кроме ее аккаунта в соцсетях.

У Барбары осталось всего несколько вопросов к полицейскому для перекрестного допроса.

– Вы изъяли все электронные устройства, которые нашли у обвиняемого?

– Да.

– А вы нашли в них какие-нибудь послания от обвиняемого к истцу?

– Нет. Не нашли.

На этом допрос заканчивается, и сторона обвинения завершает свое изложение сути дела. Я внимательно смотрю на присяжных. Они по-прежнему не выглядят впечатленными от услышанного. По крайней мере, мне так кажется. Три женщины в первом ряду плотно поджали губы. Я почти что представляю их сидящими на обочине и вяжущими носки, не обращая внимание на мимо проезжающие телеги.