Вся правда за правдой - [2]

Остальные одобрительно шушкаются, Кейн конфузится.

— Тогда расскажите что-нибудь про армию! Свеженькое! — просит кто-то.

— Да, про генерала Армстронг! Или про генерала Мустанга!

— Или про Шрама! — пищит кто-то совсем тоненьким голоском. — Его же так и не поймали, правда? Говорили, что это он убил Дариуса фон Экке в прошлом году!

— Ерунда, — решительно говорит Эдвард Элрик. — Шрама-то как раз поймали, просто… — он колеблется. — Не опознали наверняка. Тело было изуродовано. Но я на сто процентов уверен, что больше он ни одного государственного алхимика не убьет, — заканчивает он. — А фон Экке стал жертвой грабителей, его особняк обчистили снизу доверху.

Парни переглядываются. Кое-кому хочется уточнить, насколько же сильно было изуродовано тело знаменитого убийцы и в каких именно местах, но они не решаются.

А потом один из мальчишек все-таки спрашивает:

— Мистер Элрик… а расскажите нам о человеческой трансмутации! Почему ее запрещено проводить?

Лицо у мистера Элрика сразу меняется: его покидает расслабленность и благодушие, он собирается, как хищный зверь перед прыжком.

— А почему это тебя интересует, Барни?

Барни выдерживает его взгляд.

— Мы тут как раз говорили… о перестановках в армии и о запретах алхимии. Алхимикам запрещено творить золото и творить жизнь. С золотом все ясно — это основа экономики, — последнюю фразу мальчик проговорил очень серьезно. — Но вот на органическую алхимию запретов нет…

— Органическая алхимия просто очень сложна, — мягко произносит Эдвард. — Помните, я рассказывал вам историю о том, как подделали труп, чтобы человек мог сбежать из тюрьмы? Это способен проделать только очень, очень квалифицированный алхимик. Боюсь, что тебе, Барни, потребуется как минимум несколько лет, чтобы достичь уровня, когда об этом можно начинать волноваться.

Несколько человек на всякий случай смеются, но под мимолетным взглядом мистера Эдварда стихают.

— Хотя у любого из вас, парни, есть шанс удивить человечество. Да. Я бы все-таки рекомендовал не торопиться. Бывает еще создание химер, что тоже отдельная область, и она тоже относится к человеческой трансмутации… Но ты, вероятно, хочешь знать, почему не сняли запрет с оживления людей — и создания новых людей?

Барни серьезно кивает.

Эдвард обводит взглядом всех прочих.

— Ну что ж, это, конечно, очень долгий разговор… но я постараюсь изложить покороче.

— Да мы поймем, не бойтесь, сэр… — встревает кто-то.

Эдвард улыбается.

— Я не сомневаюсь, что вы поймете, ребята. В смысле, умом поймете. Просто я вот в вашем возрасте — ну, чуть помладше — тоже многие доводы из этих слышал. И плевать на них хотел: думал, взрослые просто это придумали, потому что у них самих ничего не получилось. Или потому что это кому-то выгодно: чтобы у других не получалось… Ну так вот, а это не совсем так… — Эдвард вздыхает. — Все вы знаете, что с помощью человеческой трансмутации изменники в армии при фюрере Брэдли создавали искусственных безмозглых людей — что-то вроде зомби, как в кино.

Мальчишки кивают, кто-то ежится, кто-то картинно засовывает в рот два пальца.

— Да-да, и поверьте: на документальных хрониках они получше, чем в жизни. Я видел, — веско добавляет Эдвард. — Это то, что получается при человеческой трансмутации. А чтобы добиться такого результата, необходимо отнять жизни полноценных живых людей. Понимаете? Жизнь за жизнь, по равноценному обмену… но жизнь чьего-то мужа или чьей-то жены, отца или матери — за жизнь биологического робота, который так и норовит вцепиться тебе в горло. Вас такой обмен устраивает?

Мальчишки мотают головами.

— Вот поэтому человеческая трансмутация под запретом — как любые уголовные преступления, — подводит черту Эдвард. — А теперь почему бы…

— Но ведь есть же другие способы! — не унимается Барни. — Есть же… ну, когда пытаются оживить мертвеца… я читал, проводились опыты по переселению душ даже в неживые объекты! За это тоже нужна плата, но ведь так бывает, когда кто-то хочет отдать свою жизнь — добровольно! Например, за… — он мнется. — За родственника. Или вот если собака за хозяина…

Эдвард внимательно слушает.

— А вот про опыты про переселение душ… где ты это вычитал? — спрашивает он.

— Ну… — Барни нерешительно произносит. — В «Горячей Столице» писали.

— Выбрось ты эту желтую газетенку от греха подальше, — советует Эдвард. — Там еще не то напишут. Мертвого оживить нельзя, — он обводит ребят взглядом. — Ясно?

Барни стоит, понурив голову — больше он вряд ли что-то спросит.

Но оживляется другой мальчик.

— Но вот про вас… ходят слухи… что вы брата своего оживили, да? Что он вроде как погиб при штурме Столицы войсками Бриггса, а вы его трансмутировали, но что после этого не можете применять алхимию…

Остальные тревожно вздыхают.

Мистер Элрик действительно никогда не применяет алхимию у них на глазах — но они даже не пытались спросить, почему. Это так… само собой разумеющееся, что даже вопроса не возникает. Зачем ему, такому крутому, еще и алхимия?

Эдвард улыбается, но улыбка эта не нравится никому.

— Все верно, — говорит он. — У меня был брат. Да, он совершил одну нестандартную трансмутацию у ворот Генерального штаба. Да, я попытался вернуть его с помощью человеческой трансмутации — это видело слишком много людей, чтобы имело смысл отрицать, да и не хочу я вам врать, ребята. Какое-то время я даже думал, что у меня получилось… — Эдвард вздыхает, чешет шею у затылка. — Но то, что вернулось в облике моего брата, человеком не было.