Вся правда и ложь обо мне - [73]

Мне восемнадцать. Лежу в постели и смотрю в потолок. Вот я и взрослая. Особой важности момента не ощущается. На сегодняшний день я планировала поход в паб дома, в Кенте, – в ознаменование того факта, что теперь мне на законных основаниях можно пить спиртное. Думала, пойдем только я, Лили и Джек и может быть, еще кто-нибудь, если пожелает.

Лучшим подарком на мой день рождения становится приход малышки, которая, сама о том не подозревая, изменила мою жизнь к лучшему, когда я уже достигла дна.

– Ана! – восклицаю я, увидев ее в дверях.

При виде меня она смеется и бежит ко мне обниматься. Я кружу ее в воздухе, она заливается смехом.

– Учитель Паула, – старательно выговаривает она и сияет.

– Ой… здесь я учитель Джо, – понизив голос, объясняю я. – Учитель Джо.

– Учитель Джо.

– Правильно.

– Учитель Джо-Паула.

– Так тоже можно.

Ана сидит на первой парте и не сводит с меня глаз, пока мы поем песенки и показываем цвета. И я постоянно улыбаюсь ей. Если бы я могла изменить мир ради единственного человека, им была бы Ана.

Позднее днем Жасмин вручает мне коричневый конверт, надписанный «ДЖО».

– На крыльце нашла, – объясняет она. – По-моему, это тебе.

Внутри что-то маленькое. Открываю конверт и вижу два браслета с розовыми цветочками. Явно детских.

– Миленько, – говорю я.

Про мой день рождения я не говорила никому. Надеваю браслеты на запястье. Наверное, кто-то из наших учеников принес мне подарок за мои портреты или еще что-нибудь. Просто случайно так совпало.

Скорее всего.

– Кому-то ты нравишься, – говорит Жасмин. – Это потому, что ты прекрасно умеешь ладить с детьми. Готова поспорить, это от кого-нибудь из младших.

Я заглядываю в конверт, но там больше ничего нет.

– Да, – соглашаюсь я. – Наверное.

Иначе и быть не может. Просто кто-то из малышей сделал мне маленький милый подарок. Кто же еще? Но не на день рождения, потому что никто не знает, когда он у меня. И никто не знает, где я.

Кто-то оставил на пляже еду для «Джо», а вот теперь – подарок на крыльце, тоже для «Джо». Но когда я получила еду, меня еще звали иначе, не Джо, а теперь я Джо – это совершенно другое дело.

Вот именно.

Вот

именно.

14 15 дней

В возрасте восемнадцати лет и одного дня в моей жизни случается кое-что плохое. Я ношу браслеты, думая, что кто-нибудь из детей заметит их и проговорится, кто мне их подарил. Мысли о случившемся вызывают у меня настолько странные чувства, что я сама не своя. Ужас. Давно мне не было настолько стремно.

Плохое случается на первом уроке после обеда. Одиннадцатилетний мальчуган Бруно ведет себя дерзко, смешит друзей, доводит меня почти до ручки. Не так давно я сама вытворяла что-то в этом роде, спасая Лили, – когда заявила миссис Браунинг, что ее волосы прекрасно выглядят. Но я делала это не ради того, чтобы повеселить одноклассников. Никто и никогда не смеялся моим шуткам. Мне просто хотелось влипнуть в неприятности, чтобы вытащить из них Лили.

Но в моем классе ни у кого нет причин вести себя вот так.

Пытаюсь спеть с учениками песню, понимаю, что выгляжу нелепо, распевая «Шалтай-Болтай» – слишком уж детская песенка, но план урока составляла Хайди, а не я. Не нравится мне, как Бруно хихикает, прикрываясь ладонью, перешептывается, замышляет бунт.

– А что это за песня? – спрашивает он, притворяясь вежливым.

– Про Шалтая-Болтая, – отвечаю я. – Да, она немножко глупая. Но все-таки давайте споем еще раз. «Вся королевская конница…»

– А кто он, этот Шалтай-Болтай? – не унимается Бруно.

– Он яйцо.

Секунда тишины.

– Яйцо, – эхом повторяет Бруно. – Сраное яйцо?

И все взрываются хохотом. Слово «сраный» по-английски знают все. Бруно вертит своими зрителями как хочет, и они смеются надо мной.

Спускать это им с рук никак нельзя.

– Не произноси это слово, Бруно. Оно очень грубое. – Мой сраный упрек звучит так беспомощно, что во мне вскипает сраная злость.

Бруно поворачивается к одноклассникам и корчит такую рожу, что смех перерастает в оглушительный рев. В роли миссис Браунинг – я. Пытаюсь дышать ровно, отступить и сдаться просто не могу.

– Бруно, – говорю я, – довольно.

– А что я сделал-то? – огрызается он по-португальски.

– Ты знаешь что, – отвечаю я тоже по-португальски. И перехожу на английский, потому что мой португальский пока не годится для долгих разговоров. – Прежде всего – ругался в присутствии учителя. Если не хочешь учиться вместе со всеми и говорить вежливо, можешь уйти.

Он глядит на меня в упор, наглый, как Бэлла. Я отвечаю ему таким же взглядом. Он напоминает мне саму себя во власти внутреннего демона, и это мне не нравится. Ни один из нас не желает сдаться. Я помню, что ругался он не в мой адрес. Но все-таки. В ушах начинает звенеть. С лихорадочной поспешностью гоню Бэллу прочь. А я-то думала, она исправилась. Думала, теперь мы с ней вместе. Бормочу слова, которые иногда отпугивают ее.

– «Нет сомнений в том, что Вселенная расширяется, как ей положено», – сбивчиво шепчу я себе под нос и не знаю, слышат меня дети или нет, и даже если слышат, мне все равно. – «Вселенная-Вселенная-Вселенная…»

Меня захлестывает, несет, хочется сделать какую-нибудь гадость, потому что с меня хватит. Еще недавно я сама была ребенком, школьницей, дерзила учительнице, и в тот же день Блэки в панике увезли меня, а потом все, что казалось мне знакомым, рухнуло и обратилось в пыль, и это невыносимо.