Вся правда и ложь обо мне - [66]

– Но ведь кто-то же только что отказался от места учителя, – напоминаю я. А почему бы и нет? Терять мне уже нечего. – Жасмин говорила.

– Правда? – Известие его не радует. – Ну что ж, люди часто пугаются и идут на попятный. Это ничего не значит.

– Дайте мне шанс. Испытательный срок. Всего один день.

Бен неуловимо меняется, словно его решимость отказать мне уже на исходе. Вздыхает и закатывает глаза.

– Ну и настойчивая же вы, господи! Послушайте, ради всего святого, примите душ. А там видно будет, но вас в лучшем случае хватит на пару дней нудной работы. Вы, конечно, вправе подать заявку на участие в программе, раз уж вы все равно здесь и если у вас найдется нужная сумма – кстати, она довольно велика, и каждый пенни из нее пойдет на наши повседневные расходы. Примите душ, приведите себя в порядок хоть немного, и я разрешу вам временно заменять недостающего учителя. Если, как вы говорите, вы умеете преподавать. Сегодня утром поработаете на пару с Жасмин, чтобы я посмотрел вас в деле.

Я улыбаюсь ему от всей души. Соломинка, за которую я хватаюсь, совсем тоненькая, но кажется огромной. Голова кружится, я теряюсь. Он позволит мне заняться каким-нибудь делом. И я должна справиться с ним блестяще. Притворись, что блистаешь, и ты заблистаешь взаправду. Жаль только, что нельзя попросить у него еды. У Жасмин – можно, но у этого человека – ни в коем случае.

Жасмин выводит меня из класса, я иду за ней вверх по темной лестнице в коридор с бетонным полом. Она молчит, поскольку не знает, что сказать, но излучает сочувствие и доброту. Она толкает дверь слева от нас, за ней крошечная ванная с бетонным полом, душем, раковиной и унитазом.

– Вот, пожалуйста. Это и есть наша великолепная ванная. Минутку… – Она выходит и почти сразу возвращается с ветхим полотенцем, которое дает мне. – Слушай, а какой-нибудь другой одежды у тебя нет? У нас – только вещи, которые оставила Кейт. Она недавно уехала, несколько дней назад. В Аргентину. Пожалуй, по размеру они тебе подойдут. Даже великоваты будут.

Я смотрю в большие глаза на симпатичном лице Жасмин.

– Спасибо. Спасибо. Спасибо тебе, Жасмин. Огромное спасибо. Сегодня утром нам с тобой работать вместе. Наверное, Бен так решил, потому что разозлился на тебя – за то, что ты меня впустила. Что у нас по плану этим утром?

– Уборка. Административная работа. Первый урок – в одиннадцать. Придут дети постарше, одиннадцатилетки.

Получив вместе с полотенцем одежду, я запираюсь и пускаю воду в душе. Проточная теплая вода – немыслимая роскошь, я изумляюсь тому, что люди укротили стихию, заставили ее течь по трубам и изобрели краны. Я не помню себя от радости, старательно смывая соль с тела и подставляя воде пушок на макушке.

Теперь главное – ничего не испортить. Под душем мне хочется броситься на пол и разрыдаться, но надо помогать Жасмин учить английскому каких-то одиннадцатилетних детей. Для этого мне понадобится больше сил, чем я рассчитывала, но надо собраться с ними хоть как-нибудь.

Смутно припоминаю, что существуют разные увлажняющие средства для лица и тела, а также декоративная косметика, парфюм и прочие дорогостоящие штуки, но вместе с тем точно знаю: никогда еще я не принимала душ прекраснее этого и, надеюсь, больше никогда не приму. Больше никогда – потому что душ лучше этого может случиться только после чего-нибудь настолько же плохого, как мои предыдущие несколько дней, а такой беды в своем будущем я вообразить не в силах.

Одежда, которую мне отдала Жасмин, – это шорты в спортивном стиле, длиной мне почти до колен, и футболка с эмблемой «Школы английского в фавеле». Такую же, только размером поменьше, носит малышка Ана и Бен, но у него размер футболки гораздо больше. Жасмин даже разыскала для меня нижнее белье. Я без колебаний надеваю чужие трусы и лифчик, и они мне впору. Все чистое. Пахнет дешевым стиральным порошком, а мне кажется, что это лучший парфюм в мире.

Я чищу зубы, намазав палец зубной пастой, и лишь мельком позволяю себе взглянуть на свое отражение в пятнистом зеркале. А я и вправду выгляжу больной. Кожа потемнела, но неравномерно. Без волос лицо выглядит непривычно и уродливо. В глазах все еще видна я.

Пытаюсь вспомнить школьные уроки французского. Как полагается преподавать иностранный язык детям, если они уже выросли из малышовых стишков и песенок? Понятия не имею. Значит, буду делать то же, что и Жасмин, и держаться при этом уверенно.

Думать обо всем остальном я себе запрещаю. Сейчас ничто другое не имеет значения. От моих стараний сейчас зависит вся моя жизнь: если я справлюсь и выдержу пару дней работы, а потом, может быть, где-нибудь раздобуду денег, я останусь жить здесь, как Жасмин и остальные, пока неведомые мне волонтеры. Тогда у меня появится шанс.

– На какой они сейчас ступени?

Я прихлебываю кофе – уже вторую чашку, которую мне заварила Жасмин, так как первой я не дождалась, уснула. Кофе растворимый, вроде того, о котором в комнате отдыха нашей школы шестиклассницы отзывались, презрительно фыркая, и это лучший напиток в мире. Здесь все самое лучшее. Я додумалась спросить «на какой они сейчас ступени?