Вся правда и ложь обо мне - [65]

Он протягивает мне стакан воды, я выпиваю ее залпом.

– Привет. Прошу меня простить, – эхом повторяю его недавнюю фразу и встряхиваю головой, пытаясь сообразить, что бы еще добавить от себя.

Умоляю Бэллу одолжить мне ее смелость, только без ее гнусности, хотя уже не знаю, где заканчиваюсь я и где начинается она. Обращаюсь к той стороне моего мозга, которой заведует Бэлла, черпаю оттуда немного отваги.

– Прошу прощения, – еще раз говорю я, – я нечаянно уснула.

Он, наверное, видел меня в газете. Кажется, я выдумала какую-то правдоподобную историю вместе с новым именем для себя, вот только ни то ни другое теперь не могу вспомнить.

– Просто очень устала.

– Понимаю. Так вы, значит, ищете работу? Я Бен. Извините, но нам нечего предложить, так у нас не принято. Жасмин надо было сразу вам объяснить.

Я практически уверена, что он бразилец; по-английски он говорит бегло, с американским акцентом.

Жасмин не следовало меня впускать. Говорить об этом ему незачем – все и так ясно, без лишних слов. Ему хочется вытолкать меня взашей и закрыть за мной дверь.

– Я могу вам помогать. Могу учить английскому или делать еще что-нибудь. Все, что понадобится. Сегодня я познакомилась с одной из ваших маленьких учениц. С Аной.

От глаз Бена ничто не ускользает. Прямо вижу, как каждая подробность, касающаяся меня, преобразуется в информацию и складывается на хранение. Он прямо как мистер Ричардс, который был нашим учителем в десятом классе. Однажды он заметил, как я готовлюсь кольнуть себя циркулем в руку, чтобы утихомирить Бэллу, и с тех пор я видела по его глазам, что он вспоминает об этом случае каждый раз, глядя на меня. И возненавидела его за это. Очень хотелось объяснить ему, что я бы все равно ничего не сделала.

– Вы извините, – говорит Бен, – но вы явно в затруднительном положении, к тому же серьезно больны – это очевидно. Честно говоря, судя по виду, вам бы надо в больницу. Наши волонтеры попадают сюда не бесплатно. Они платят взнос заранее – на эти средства мы существуем, – и все детали мы улаживаем еще до их отъезда из дома. Но к нам крайне редко приходят вот так. Волонтеры, участвующие в нашей программе, – студенты, которые берут академический год[13], в основном из Европы, США, Канады и Австралии, а не случайные люди, не имеющие лицензии на преподавание английского как иностранного. И если уж начистоту, вы не похожи на человека, которому хватит сил удержаться на рабочем месте.

Перевожу дыхание, стараюсь придумать убедительный ответ. Призываю на помощь Бэллу, и она приходит. Моя темная сторона действительно является, чтобы помочь мне.

– Я не больна, – говорит она. Он думает, что у меня рак. Я так паршиво выгляжу, что этот человек считает меня смертельно больной. – На самом деле случилось вот что: я путешествовала, но мне не повезло. Меня ограбили, так что сейчас у меня почти ничего с собой нет, как вы видите, но вскоре мне пришлют денег из дома. Как я здесь оказалась, долго рассказывать, но я не совершила абсолютно ничего противозаконного. Пока не пришли деньги, я сплю под открытым небом, но так больше продолжаться не может. Честное слово, я не больна и не жду никакой материальной помощи. Сегодня при мне нет денег, чтобы заплатить вам, но я отдам их вам, обещаю. Я уже преподавала английский и много знаю об искусстве и литературе.

– Правда? Где вы преподавали?

Бэлла ляпает наобум:

– В Венесуэле.

Это слово было написано на бейсболке у мужчины, которого я видела в поезде по пути на гору. Нарисованный на стене класса Христос-Искупитель напомнил мне тот день. К счастью, после смелого заявления Бэллы Бен не собирается выяснять подробности – тем лучше, а то я не сумела бы назвать даже столицу Венесуэлы.

Он меряет меня взглядом.

– Дело в том, Джо, – начинает он, – что я на самом деле не могу принять вас к нам в качестве волонтера. Во-первых, потому, что наши волонтеры спонсируют наше общее дело. Да, к студентам, уезжающим на академический год в бедные страны, чтобы творить добро, в обществе относятся неоднозначно, но мы добились нормальной работы нашей школы. Мы не сиротский приют – вы же видели Ану, так что знаете, что у наших учеников есть родители. Мы преподаем английский местным детям, потому что благодаря этому у них больше шансов преуспеть в жизни. У нас сравнительно сильная текучка кадров, но мы с Марией, моей напарницей, следим, чтобы это никак не отражалось на знаниях детей. Наша школа – тщательно организованное учебное заведение, и я не могу заниматься благотворительностью всякий раз, когда к нам являются граждане западных стран, у которых проблемы со здоровьем и нужно где-то перекантоваться. Сожалею. Да, это звучит жестоко, но у вас есть выбор. Обратитесь в посольство вашей страны, и вас отправят домой.

В посольство мне нельзя, ведь я рассекла человеку лицо.

– Неужели для меня здесь совсем не найдется дел? – спрашиваю я. – Я могла бы подметать полы. Готовить. Мыть унитазы.

– Будет лучше, если вы отправитесь домой, а мы займемся нашими учениками. При всем уважении, Джо, мы вам ничего не должны. Вы ведь сами понимаете, что попадете домой, если обратитесь в британское консульство. О вас позаботятся. Для того они и находятся здесь.