Вступление - [58]

— И потому заклинаю тебя, Дитрих — пока тебе не исполнилось двадцать пять, пока Мизраел не претворил свой план и не сделал тебя драконом — да, да, теперь, когда ты пережил такое, это для тебя только вопрос времени — поработай над своим характером. Поверь, загадочность выглядит привлекательно только со стороны — мир же того, кто носит эту самую загадочность, хрупок и ненадёжен. Нет ничего хуже, чем всю жизнь бегать от любимой, потому что иначе нельзя. Нет ничего хуже, нежели подобному бешеному псу бросаться на всякого, кто приблизится к тебе ближе, чем можно. А для тех… — он шумно выдохнул, собираясь с силами, — а для тех, кто не понял простого намека, ещё и преподать куда более жестокий урок, который в будущем в зародыше убьёт любое желание сближаться. Я прошёл через всё это. И только мне была ведома ненависть, которую я тогда к себе за это испытывал.

— А здесь… — я всё-таки нашёл в себе силы прервать его поток горечи, которую ему так никому и не удалось излить при жизни, — а сейчас ты нашёл Кайтири?

— Я её ищу, — уверенно сказал Гиордом, — я уже очень долго её ищу. Я знаю, что она на меня обижена, и ни за что не посмею поставить ей это в укор. Но я обязательно её увижу.

— А ты… пробовал использовать… «Ниточку»? — осторожно спросил я.

Немая пауза. После которой Гиордом с чувством дал себе затрещину, естественно, не удержав меня при этом оставшейся лапой. Однако, не успел я испугаться, как уже оказался на его спине.

— Вот знал ведь, что не зря лечу сюда, сломя голову, — довольно сказал он, выходя из бочки, — как обидно! Столько лет ищу — а такое простое решение мне и в голову не пришло. Хотя где взять вещь-то, по которой накладывать «Ниточку»?

— Ты же сам сказал, что был ей дороже всего на свете. Так примени её на себя.

Снова пауза.

— Эх, ладно уж, пожалею свою голову, не буду второй раз себя бить, а то ведь, и в самом деле, выроню тебя ненароком. А сейчас держись крепче!

В этот момент я заметил, что колодец, по которому мы поднимаемся вверх, стремительно сужается. И заканчивается он отверстием, которое, кажется, запечатано материей из чистого света.

— Сейчас будет чуть больно, — прошептал он, — потерпи. Так надо.

И как только он касается светового барьера, совершая прорыв, меня на мгновение как будто раздробило на части, чтобы потом собрать воедино. Это было не больно, но чуточку страшно.

И — о чудо — я узнаю эти земли. Это же мой родной Тискулатус.

— Нас ведь не видят, потому что мы умерли, верно? — спросил я, когда мы пролетели прямо над людной площадью.

— Нас не видят, потому что я умер, — поправил меня дракон, — тебе ещё умирать рановато, слишком много тебе нужно сделать.

Стрелой мы промчались через океан, почти повторив путь, который мне довелось проделать с Ариадной. Когда замок лазурных драконов показался вдали, Гиордом остановился.

— Дальше сам, юный принц. И это, — он ласково взял меня в свои лапы и осторожно тронул щеку языком, — если совсем тяжко будет — зови. Уж как-нибудь помогу советом.

— Подожди, — попросил я, — расскажи, как ты умер?

— Нет уж, — лукаво улыбнувшись, покачал головой дракон, — из собственных уст это прозвучит слишком хвастливо. Спросишь у Мизраела.

— Но я хочу узнать сейчас, — возмутился я, — зачем ты меня дразнишь?

— А чтобы пробудить в тебе интерес к жизни, — хитро ответил дракон, — вот тебе будет интересно, и ты сам пожелаешь очнуться. А там, глядишь, и наладится всё. Что ж, прощай, принц, рад был с тобой познакомиться. И не в службу, а в дружбу — передай Карнелле, что я очень сожалею о том, что всё так получилось. И Гвинелле передай, — он глубоко вздохнул, — что я люблю её и всегда буду за ней присматривать. А Мизраелу скажи, что он как бы Изумрудным болваном, так им и остался.

— И ты это, — совсем тихо добавил он, отпуская меня и начиная пропадать, — будь осторожен и больше не подвергай себя такой опасности. Души, знаешь ли, не такие лёгкие, как тебе кажется на первый взгляд. Вот ошибка, вторая, третья… и, в конце концов, она падает вниз. А второй раз я могу и не успеть поймать тебя перед самым падением в Кошмар…

* * *

Судорожный кашель. Кажется, я прихожу в себя. Мои ладони ласково греют два камня. Сжав руки в кулаки и поднеся их к себе, я увидел, что это были янтарь и аметист, что так полюбились мне в самый первый день в этом месте. Внезапно сбоку что-то громыхнуло, потом кто-то как будто упал на пол, но быстро вскочил и оказался возле меня.

— Очнулся. Белый всемогущий, ты очнулся! — и меня кто-то обнял, обильно поливая слезами. Я с радостью узнал копну серебристых волос.

— Дитрих, дорогой мой, родной мой, как ты? — взволнованно спросила Меридия.

— Задыхаюсь в твоих жарких объятиях, — нашёл в себе силы хмыкнуть я.

— Дурак, — она обиженно отстранилась и ударила меня кулачком по груди. Но уже через секунду принялась ласково гладить и дуть на то место, по которому ударила:

— Ой, извини, извини, я не хотела, — виновато запричитала она.

— Да всё в порядке, — прошептал я, с удивлением ощущая, как её нежные касания, в самом деле, убирают боль и придают силы, — может, кого-то из старших надо позвать?

— Подождут! — презрительно сказала она, — вон до чего довели тебя за всё это время. Хотя и я лапу приложила, чего уж отрицать, — она понуро опустила голову.