Встревоженный зной джунглей - [57]

Наконец Керк сказал:

— Вы правильно сделали, что оттащили меня. Я потерял голову. Я приношу свои извинения всем. Всем, но только не ему. Он заслуживает смерти.

Нордж подался вперед.

— С меня довольно!

— Ну, так чего ж вы медлите? Валяйте! — пригласил Керк, но на это раз Дэн и Джи удержали Норджа. Они насильно усадили его на диван, а сами стали между двумя разъяренными мужчинами.

— Вы — убийца, мистер Нордж, и, что еще хуже — предатель. Вы заслуживаете смерти многократно.

Нордж хотел опять подняться, но Дэн не дал ему это сделать.

— Подери меня дьявол, если я хоть что-нибудь понимаю, но то, что вы говорите, мистер Керк, мне не нравится, — твердо проговорил Дэн.

— Убийца и предатель, — нарочито отчетливо повторил Керк. — Спросите у него самого.

— Что спросить у меня? — завопил Нордж. — Я понятия не имею, о чем он говорит! Наверно, этот старый осел чокнулся.

В этот момент Керк остался в меньшинстве. Я была на его стороне потому что любила его и верила безгранично.

Мне совершенно не нужно было знать, о чем идет речь. Теперь для меня он был всегда абсолютно прав.

Но Дэн и Джи Ди, у которых не было такой веской причины, склонялись на сторону Норджа, во-первых, в силу того, что он был жертвой неспровоцированного нападения; во-вторых, потому, что он был, как и они, американец и коллега.

— Мне это тоже не нравится, — заявил Джи Ди. — Вы чем-нибудь можете подтвердить свои слова, мистер Керк?

— Мы знаем, что вам пришлось пережить за последние сутки, мистер Керк, — начал Дэн, — и не думайте, что мы не ценим того, что вы сделали для Рокси, но…

Керк прервал его, показав ему мятую бумажку, найденную на стоянке коммунистов.

— Надеюсь, вам знаком почерк мистера Норджа? — спросил он Дэна. — Вот прочитайте эту записку.

Дэн взял ее, Джи Ди подошел к нему и попытался заглянуть через плечо. Я собиралась присоединиться к ним, но тут случайно бросила взгляд на лицо Норджа, и это остановило меня. Ярость его пропала и вместо нее на его лице появилось выражение понимания и какой-то отчаянной решимости.

Я пережила такое же странное чувство, когда увидела Хуссейна после его поимки. Было ощущение, что под личиной доброго приятеля вдруг проступили черты озлобленного врага. Тем временем Дэн и Джи Ди прочитали записку. Дэн медленно поднял голову.

— Я не понял, — пробормотал он. — В этой записке говорится…

— …что авиация планирует бомбить джунгли к северу от реки, — закончил Керк.

— Совершенно верно. Это предупреждение мистера Норджа своим друзьям-бандитам, чтобы они могли уйти оттуда до начала операции.

Джи Ди, перечитывая записку снова и снова, как будто ни одно предыдущее прочтение не убеждало его, он словно не верил своим глазам и только бормотал:

— В самом деле, так оно и есть. Где вы нашли ее?

— В лагере, брошенном партизанами, в миле отсюда, по другую сторону ограждения. Если хотите, мисс Пауэлл может подтвердить это.

Дэн посмотрел на меня, потом на Керка, затем перевел взгляд на Норджа.

— Эд, тебе слово. Что скажешь по этому поводу?

— Ты же слышал. Ты прочитал записку. Не скрою, ее написал я. Все это очень просто.

После признания Норджа, симпатии изменились, и теперь уже он остался в одиночестве. Дэн вытаращился на него, открыв рот. Но он был самым наименее пристрастным и несдержанным участником этого обсуждения. Остальные же — Керк, Джи и я, непосредственно пострадали от рук партизан и, если бы проклятия обладали силой убивать, смерть настигла бы Норджа в то же мгновение.

— Не надо было мешать Керку сломать тебе шею. Никогда не прощу себе, что остановил его, — процедил сквозь зубы Джи Ди.

— Мне плевать, что вы думаете обо мне, — заявил с ледяным презрением Нордж. — Я не жду от вас понимания. Я должен был сделать то, что считаю правильным, и рад, что смог выполнить это. Готов сделать это и сейчас.

— Но почему? — спросил Дэн недоуменно. — Тогда будь добр, объясни нам, пожалуйста, — почему?

— Мне жаль, если кто-то погиб, — быстро ответил Нордж. — Мне жаль, когда кто-нибудь вообще должен погибать. Но смысл каждого поступка должен оцениваться тем, приносит ли он благо или зло большинству. Частности не имеют значения. Важны общие принципы. А я им верен до конца.

— Странно… А меня всегда учили, что главное заключается в том, прав ты или нет. И совесть мне всегда помогала определить это безошибочно. А как насчет твоей совести? После того, как из-за тебя кто-то погиб, она у тебя спокойна?

Нордж покраснел.

— Вряд ли ты имеешь моральное право судить меня, Рокси. Никто из вас не имеет этого права.

— Я — тоже человек! И от того, что я не признаю учения Маркса…

— О, конечно, я паршивый красный только потому, что верю в человечность, — Нордж посмотрел на нас, своих судей, с легкой усмешкой. — Конечно, это звучит так банально… Впрочем, чего еще можно было от вас ожидать. Давайте, давайте — повесьте на меня колокольчик, заставьте носить табличку с надписью: «Прокаженный!» Чихать я хотел на ваши ярлыки! Для людей, у которых в голове настоящие мозги, а не каша из буржуазной пропаганды, они ничего не значат. Ты правильно сказала, Рокси, только правота имеет значение, а я — прав!

— А ну-ка встань, чтобы я мог вбить твои праведные зубы в твою праведную глотку, — низким голосом прорычал Джи Ди.