Встречные огни - [86]
Сидя за письменным столом, А с я делает какие-то пометки в конторской книге.
На втором этаже, пока притемненная, квартира, в которой теперь проживает семья Михаила.
А с я (услышав телефонный звонок, снимает трубку). Ателье «Михаил Лифшиц».
М у ж с к о й г о л о с. Мне нужен владелец ателье.
А с я. Его сейчас нет. Если вы желаете отремонтировать телевизор, я запишу адрес…
М у ж с к о й г о л о с. Нет, господин Лифшиц нужен мне лично.
Слышен характерный щелчок и прерывистые гудки: звонивший повесил трубку. Ася удивленно пожимает плечами. Входит Д о р а.
Д о р а (кладет на стол деньги). Вот… не смогла передать.
А с я. Деньги? Вы были там?
Д о р а. Я обошла весь порт. Каждого спрашивала, где можно увидеть Джемала Хабиби. И что ты думаешь? Все испуганно оглядывались и отходили в сторону. Только один грузчик случайно узнал меня: вы, кажется, мама Аси Лифшиц? Он рассказал: Джемала на работе не восстановили, его разыскивает полиция…
А с я (поднявшись). Где же он теперь? (Направляется к выходу.)
Д о р а (задерживая ее). Ты не имеешь права рисковать! Тебя еще тогда взяли на заметку. И… спрячь деньги! Мишунька может тебя не понять!
А с я (пряча деньги в ящик). Его понимать я перестала давно.
Д о р а. Думаешь, он сам не переживает?
А с я. Если в Киеве мне кто-нибудь сказал бы, что Миша способен на такое, я б тому глаза выцарапала!
Д о р а. Разве я его оправдываю? (Вздохнув.) Но у нас ведь не было и крошки хлеба!
А с я. Теперь у нас есть хлеб… но какой он горький! Я пробегаю по улице, прячу глаза, стараюсь, чтоб никто меня не узнал. Сижу здесь и тревожусь: а вдруг кто-нибудь придет и скажет: это жена того, который… (Закрыв лицо руками, плачет.) А раньше я так гордилась им!
Д о р а (обняв ее). Успокойся! В мастерской могут услышать.
А с я (указывая в сторону мастерской). Разве это для них новость? Они униженно кланяются нам только потому, что от нас зависит их заработок. Но они… мамочка, они знают нам цену!
Д о р а. Умоляю, замолчи! Ты разрываешь мое сердце!
А с я (задумавшись). На чужбине особенно остро чувствуешь, что такое настоящая родина… (Горячо.) Здесь ведь все чужое: человеческие отношения, улицы, даже воздух чужой! (С болью.) И муж мой здесь тоже стал чужим.
Д о р а (испуганно прислушиваясь). Тсс! Кто-то идет!
Едва передвигая ноги, входит З а т у л о в с к и й. Прислонившись к двери, он помутившимся взглядом обводит помещение, не узнавая присутствующих женщин. Его когда-то элегантный костюм теперь запылен и разорван в нескольких местах. На лице «свежие» синяки.
З а т у л о в с к и й (хрипло). Пшепрашам… немножечко воды!
Д о р а (взволнованно). Янек? (Асе.) Это ж Затуловский!
Ася, поспешно налив воды в стакан, подает Затуловскому.
А с я. Прошу.
З а т у л о в с к и й (глотнув воды). Дзенькую бардзо! (Узнав Асю, слабым голосом.) О, вы? Целую ренчки! Не ожидал. Пшепрашам, пани! Мой выгльонд не есть файный: маненька авария!
Д о р а. Вы были за рулем?
З а т у л о в с к и й (горько). Цо пани муви! Какая теперь у Затуловского машина! Затуловский теперь моет посуду в ресторации…
Звонит телефон.
А с я (Затуловскому). Извините! (Сняв телефонную трубку.) Ателье «Михаил Лифшиц».
М у ж с к о й г о л о с. Можно господина Лифшица?
А с я. Он еще не пришел. Вы, кажется, уже звонили? Что ему передать?
М у ж с к о й г о л о с (раздраженно). Я ж вам говорил, мне нужен он, лично!
Снова прерывистые гудки. Ася кладет трубку на аппарат.
Д о р а (взволнованно, Затуловскому). Как это случилось? Где?
З а т у л о в с к и й. Здесь, на улице… Иду с работы, вижу: два молодчика бьют какую-то пани. Бардзо жестоко бьют… Подхожу, — то есть пани Тхия, ваша бывшая соседка. Как можно? Нех пани Тхия есть шлюндра, она ведь кобета, тобто дама. Кричу: опаментайтесь, панове! А они: смерденный пшек! Для них польский еврей — человек второго сорта: скидай капелюха, когда перед тобой сабра!
А с я (с горькой иронией). Равноправие!
З а т у л о в с к и й. То еще ничего! Тех, кто родом из азиатских стран, они, проше пани, зовут черными евреями и вообще не числят людьми!
Д о р а. Сабра! Сколько прожила на свете и не знала этого слова!
А с я. Сабра — по-нашему кактус. (Саркастически.) Коренные израильтяне придумали для себя это название, чтоб заставить мир трепетать: у кактусов острые колючки.
З а т у л о в с к и й. От этих колючек у меня ребра болят.
С улицы доносится шум автомобиля, остановившегося у входа в ателье. Стремительно входит М и х а и л.
М и х а и л (не замечая Затуловского). Салют! (Целует Асю и набрасывает на ее шею золотую цепочку с маленьким ключиком.)
А с я. Что это?
М и х а и л. Ключ от машины, которую я только что купил. Один у меня, другой — у тебя! «Бьюик», последняя модель. На таких автомобилях ездят только сабра!
А с я (взглянув на Лору, многозначительно). До чего мы дожили!
М и х а и л (ошарашенно). Я думал, ты обрадуешься… (Только теперь заметив Затуловского.) Янек?! Кто это вас так размалевал?
А с я. Те, что ездят здесь на таких «бьюиках»!
М и х а и л. Что? У тебя снова плохое настроение?
А с я. Ты очень наблюдательный!
М и х а и л. Я тебя предупреждал: у меня тоже есть нервы!
Д о р а. Дети, не надо! У нас гость.
Путевые заметки украинского писателя Григория Плоткина раскрывают перед читателями неприглядную правду о так называемом «рае для евреев на земле». Автор показывает, в каких тяжелых условиях живут обманутые сионистскими лидерами сотни тысяч еврейских переселенцев, как по воле американского империализма израильская земля превращается в военный плацдарм для новых агрессивных авантюр.