Встречные огни - [80]

Шрифт
Интервал

А с я (восторженно). Мишенька! Ты слышишь?

М и х а и л (раздраженно). Не глухой! (Коляде.) Вы мне, как сказочному принцу, каждый раз задаете новую загадку: ответишь — получишь принцессу! А Кузнецов, в свое время, получил лабораторию, когда его работа имела больше неточностей!

К о л я д а. Мы тогда ошиблись. И это обошлось нам недешево.

М и х а и л. Тимофей Антонович, мы не дети. Если б моя фамилия была не Лифшиц, разговор был бы совсем другой!

К о л я д а (пораженно). Что? Как тебе не стыдно даже думать так?!

М и х а и л. А вы думаете иначе?

С е р г е й (показывая на Михаила). Спятил!

А с я (взволнованно). Михаил… Опомнись!

К о л я д а (Михаилу, едва сдерживая возмущение). Если б я не был директором… я б тебе сказал пару слов!

М и х а и л. Конечно, после нашего «обмена мнениями» вам будет нелегко терпеть меня в институте. Я это предусмотрел… (Вынув из кармана бумагу, кладет ее на стол.) Надеюсь… в другом месте ко мне будут относиться по-другому!

К о л я д а (удивленно). Что это такое?

М и х а и л (указывает на стол). Заявление об уходе с работы.

А с я (хочет схватить заявление). С ума сошел!

М и х а и л (отталкивает ее). Не лезь!

С е р г е й. Бред какой-то!

М и х а и л (Коляде). С этой минуты я считаю себя свободным.

К о л я д а. Боря знает о твоем решении?

М и х а и л. Я вполне самостоятельный человек!

К о л я д а (неожиданно улыбнувшись, мягко, по-отцовски). Я не верю, что это серьезно! Твой демарш лишен всякого смысла! Считай, что его не было! Все это нервы! Тебе обижаться на плохое отношение… Да я в твои годы про такие условия и не мечтал!

М и х а и л. Теперь другое время!

К о л я д а. Весь коллектив буквально живет твоим проектом, столько людей принимают в нем участие… Если ты почему-либо не можешь отправиться в экспедицию, пошлем кого-нибудь другого. Тебе подготовят все данные, а ты тут, на месте, будешь доводить дело до конца…

М и х а и л. Я все обдумал, Тимофей Антонович! (Взглянув на часы.) Извините, мне пора! (Выходит.)


Все присутствующие, словно окаменев, удивленно смотрят ему вслед.


З а т е м н е н и е.


На авансцене, у телефона-автомата, стоит  Д о р а.


Д о р а (в трубку, взволнованно). Алло! Олеся Макаровна? Слава богу! Я вам уже с утра звоню!


В другом углу авансцены, за столиком, возле телефона сидит О л е с я  М а к а р о в н а.


О л е с я  М а к а р о в н а (в трубку). Добрый день, Дора Львовна! Что у вас хорошего?

Д о р а. Большая беда. Наш Мишунька сошел с ума… Бросил работу и подал заявление, хочет, чтоб мы все выехали в Израиль!

О л е с я  М а к а р о в н а. Что? Мишунька? В Израиль?

Д о р а. Я и сама не могла поверить, но… (Тяжело вздохнув.) Он теперь никого слушать не хочет. Только с Адиком закрываются в комнате и о чем-то говорят, говорят, говорят…

О л е с я  М а к а р о в н а. Дайте ему трубку!

Д о р а. Неужели вы думаете, я могла бы говорить об этом при нем? Я звоню из автомата.

О л е с я  М а к а р о в н а. А что Ася? Она согласна ехать?

Д о р а. Так же, как я! Ей очень плохо. Утром был врач и выписал ей нервную микстуру. В доме — настоящий ад. Я только что ходила к начальнику ОВИРа, просила, чтоб нам не давали разрешения на выезд… Это, конечно, между нами: если Мишунька узнает, он меня убьет!

О л е с я  М а к а р о в н а. А что сказал начальник?

Д о р а. Он сказал: у нас лежит заявление. На нем ваша подпись…

О л е с я  М а к а р о в н а. Зачем же вы…

Д о р а. Ничего я не подписывала. Михаил сам…

О л е с я  М а к а р о в н а. Надо было заявить, что ваша подпись подделана!

Д о р а. В последнюю минуту сдержалась… Это ж уголовное дело! Разве я могу такое сделать родному сыну?

О л е с я  М а к а р о в н а. Боря знает об этом?

Д о р а. Сначала мы ему ничего не говорили, да и от всех скрывали: надеялись, Мишунька передумает. А когда Борис узнал, он заявил, что его ноги не будет в нашем доме!

О л е с я  М а к а р о в н а. Я его понимаю… Но я зайду к вам, обязательно зайду! Попробую переубедить Михаила. И вообще… ничего еще не известно. Разрешения на выезд пока нет? Может, и не дадут…

Д о р а (горячо). Если б это было так!


Большая комната, в которой когда-то хозяева праздновали первую годовщину свадьбы Аси и Михаила.

В кресле, в напряженной позе, сидит подавленная тревогой  А с я. Возле окна растерянно топчется  М и х а и л. Облокотившись о стену, Д о р а  грустно качает головой.


Д о р а (тяжело вздохнув). Когда бог решает покарать человека, он прежде всего отнимает у него разум. Мишунька, сыночек мой, гордость моя! Еще не поздно одуматься!

М и х а и л. Я тебе уже сказал: прекрати!

Д о р а. Всю свою жизнь я посвятила тебе… А ты хочешь ее погубить! Я старый человек, много видела на своем веку, но никогда не думала, что мой родной, мой любимый сын может вот так вдруг разрушить нашу семью!

М и х а и л. Довольно! Мне надоело это слушать!

Д о р а (Асе). Умоляю! Останови его!

М и х а и л (раздраженно). Разошлась! Тише! (Указывая на дверь соседней комнаты.) Хотя бы при них не разыгрывай эту трагедию.


Из соседней комнаты выходят  А д и к  и  З и н у х а. В руках у Зинухи блокнот и карандаш.


А д и к. Гарнитур — в контейнер.

З и н у х а. Записала. А книжные полки?


Еще от автора Григорий Давыдович Плоткин
Поездка в Израиль. Путевые заметки

Путевые заметки украинского писателя Григория Плоткина раскрывают перед читателями неприглядную правду о так называемом «рае для евреев на земле». Автор показывает, в каких тяжелых условиях живут обманутые сионистскими лидерами сотни тысяч еврейских переселенцев, как по воле американского империализма израильская земля превращается в военный плацдарм для новых агрессивных авантюр.