Встречные огни - [17]
. Прошу объяснить…
Р а з г у л я й - Б а с к а к о в. Объяснений мы ждем от вас. Котовский разведал все и собирается сегодня захватить… Кто ему мог рассказать насчет семнадцатого причала? Или вы, или кто? Полковник Арбатов. Кто ему мог рассказать насчет контейнера номер тринадцать — пятьдесят восемь? Или полковник Арбатов, или… кто?
Г р и ш и н - А л м а з о в. Он! Я никогда не думал…
Р а з г у л я й - Б а с к а к о в. А жаль! Иногда думать не мешает! Пока не появился Котовский, нужно отвести контейнер в надежное место. Я поставлю свою охрану.
Г р и ш и н - А л м а з о в. Но…
Р а з г у л я й - Б а с к а к о в (протягивает руку к погону Гришина-Алмазова). Простите, генерал, люблю что? Аккуратность! (Поправляет погон, перчаткой стряхивает с него пылинку.) Не желаете ли, ваше превосходительство, прогуляться со мной… куда? На семнадцатый причал.
Г р и ш и н - А л м а з о в (искоса поглядывает на свой погон). К вашим услугам, полковник!
Пропустив перед собой Разгуляй-Баскакова, Гришин-Алмазов покорно плетется за ним по лестнице в порт. Встревоженные обыватели удивленно смотрят им вслед.
О б ы в а т е л и. Ой, Одесса-мама, что с тобой творится?..
Кабачок «Веселая канарейка». Последний приют белогвардейцев, удирающих из Одессы. Ожидая эвакуации, некоторые из них сидят у столиков, другие — прямо на своих чемоданах. Шепчутся о ф и ц и а н т ы, подающие кофе и вино. На подмостках загримированная под красавицу, пожилая т а п е р ш а атакует видавший виды рояль.
Т а п е р ш а (напевает, еле сдерживая зевоту).
Входит м а д а м Э н н о.
М а д а м Э н н о. Я снова здесь… Мы опять с тобой встретились, «Веселая канарейка», и… опять, когда мне совсем не весело. (Официанту.) Отдельный столик.
О ф и ц и а н т. Все занято, мадам.
М а д а м Э н н о. Освободите!
О ф и ц и а н т. Но…
М а д а м Э н н о. Никаких «но» — я мадам Энно!
О ф и ц и а н т. Простите, мадам! (Освобождает для нее столик.)
М а д а м Э н н о (садится). Коньяку!
Поклонившись, официант исчезает. На улице слышны выстрелы. Вбегают Р ы ж и й и Н о с а т ы й, а за ними М и ш к а Я п о н ч и к в полувоенном костюме.
Р ы ж и й. Руки вверх!
Н о с а т ы й. Чамайданы и весь багаж сюды!
М и ш к а. Боже ж мой! Пришел конец света, последний день Одессы. Сменяются правительства, горит земля под ногами, а вы держитесь за ваши паршивые чамайданчики!
Р ы ж и й (презрительно). Буржуи!
Н о с а т ы й. Миха, можешь представить, что за товар в этой шкорлупке!
Р ы ж и й. А на ихних фигурках, если чуточку потрусить!
Г о л о с а.
— Безобразие!
— Вы не имеете права!
— Мы будем жаловаться!
Н о с а т ы й. Наше золото угоняют за границу и еще подымают хай!
Р ы ж и й. Грабите отечество! Где ваша совесть?
М и ш к а (стреляет в потолок). Господа, ша! Прошу всех организованно, парочками, пройти в суседнее помещение налево. Будет небольшая таможенная проверочка. Жизнь гарантируем каждому… кто не будет нарушать дисциплиночку.
В ы с о к и й с т а р и к в п е н с н е. Я хочу объяснить. Я лидер правых…
М и ш к а. Налево!
П ы ш н а я д а м а. Мсье Япончик, я готова…
М и ш к а. Налево, мадам!
П о п. Сын мой…
М и ш к а. Налево, папаша!
Все уходят. Из-за рояля выползает мадам Энно.
М а д а м Э н н о (садится к своему столику). Хоть раз в жизни я могу… не пойти налево! (Наполняет рюмку и пьет.)
Входит м с ь е Э н н о. Он пьян. Волосы всклокочены, ноги заплетаются, язык тоже.
М с ь е Э н н о. Бонжур, мадам!
М а д а м Э н н о. Жюль! Что с тобой?
М с ь е Э н н о. Расторговался! Товара больше нет!
М а д а м Э н н о. Погляди на себя! Что ты из себя представляешь?
М с ь е Э н н о. Я представляю… великую Антанту!
М а д а м Э н н о. Где наш багаж?
М с ь е Э н н о. На крейсере «Вальдек Руссо».
М а д а м Э н н о. А где крейсер?
М с ь е Э н н о. В море… (Поет.) Раскинулось море широко…
М а д а м Э н н о. Как же мы вернемся во Францию?
М с ь е Э н н о. Во Францию возврата больше нет. Меня там ждет гильотина.
М а д а м Э н н о. За что? Ты ведь выполнил свой долг!
М с ь е Э н н о. Да! Выполнил! Транспорт с оружием взорван. Эскадра ушла во Францию, наши моряки — теперь большевики, а в Одессе — мы им оставляем советскую власть!
М а д а м Э н н о. Что же делать?
М с ь е Э н н о (решительно). Стреляться! (Приставляет пистолет к виску, затем нацеливается в рот и, лизнув его, опускает.) Не могу! Ты права: я всегда был только консул, а не мужчина!
М а д а м Э н н о. Всю жизнь я с тобой мучилась!
М с ь е Э н н о (увидев на ее груди медальон). Яд! Действует мгновенно! Раз — и нет!
М а д а м Э н н о (в ужасе). Ты хочешь…
М с ь е Э н н о. Ты сама говорила, если придут красные — им достанутся два трупа!
М а д а м Э н н о. Я жить хочу!
М с ь е Э н н о (срывает с ее шеи медальон и всыпает содержимое в два бокала). Поцелуемся на прощание!
М а д а м Э н н о. Ты с ума сошел!
М с ь е Э н н о. Тогда я… двойную дозу. (Чокается сам с собой и выпивает.) Так умирают герои Антанты! (Поет.)
Путевые заметки украинского писателя Григория Плоткина раскрывают перед читателями неприглядную правду о так называемом «рае для евреев на земле». Автор показывает, в каких тяжелых условиях живут обманутые сионистскими лидерами сотни тысяч еврейских переселенцев, как по воле американского империализма израильская земля превращается в военный плацдарм для новых агрессивных авантюр.