Встречное движение - [70]
…Все, все подсказывало, кем мог быть этот человек, — более того, убив Игоря, он окончательно понимает, что и смерть не способна ни разорвать, ни развязать… сидит в пустой квартире… свет в детской… чего-то ждет? Смерти, как новой встречи?
Однако при всей психологической достоверности никаких материальных доказательств этой версии у следователя не было. Да и вообще доказуема ли она?!
По крайней мере Макасееву ясно было, что искать надо не окровавленный нож или замусоленный окурок, а те нити, которыми совместное прошлое управляло отцом и сыном, убийцей и жертвой, Сарычевым и Сарычевым…
— Жена?! — подумал он, — она же мать… вот оно, их совместное прошлое, а может быть, и общая тайна… Если она умерла… отчего она умерла?
Фактические данные и предположения сплелись в сознании Макасеева в единое целое, и теперь, вновь возвращаясь к первоначальной версии, он решил детально проследить весь путь семьи Сарычевых от рождения Игоря, а может быть, и до…
…Оказалось… чего только не оказалось, стоило следователю перестать играть в Порфирия Петровича и заняться не столь занимательным делом, шаг за шагом прослеживая жизнь одной семьи: в паспортном столе значилось, что Игорь прописан к Сарычеву только с 1952 года… А раньше? А откуда? И где он проживал до этого целых одиннадцать лет? Где учился? Во всяком случае в школе он тоже появился в пятьдесят втором, прибыв из «ниоткуда».
Макасееву казалось, что он нырнул на глубину без маски и никак не может отличить, камень ли перед ним или живой моллюск в твердой снаружи и девичьи нежной внутри раковине: — А был ли мальчик? — невольно повторял он про себя, рассылая запросы в архивы, а оперативных работников — по детским домам, то есть пытаясь идентифицировать столь оскорбительное для «важняка» слово «ниоткуда»…
Так узнал он, что Игорь не сын Дмитрия Борисовича Сарычева. Чужой сын, усыновленный при живом отце, спустя четыре года после ареста его родителей и всего за два до реабилитации… Почему не раньше? И почему Игорь не вернулся к отцу? Ведь приемная мать его к тому времени умерла? Умерла молодой! Отчего?
Прошлое, как утопленник весной, всплывало, зияя разъеденными ранами, в которые следователю по долгу службы необходимо было вставить свои персты…
И все доселе ясное становилось таинственным и подозрительным: скажем, та женщина на фотографии не могла быть матерью Игоря, поскольку там ему лет восемь-девять; это не могла быть и мачеха, ибо в доме Сарычева Игорь появился лишь одиннадцатилетним. Тогда кто же? Воспитательница в детдоме?
…Почти месяц потратил Макасеев на выяснение простейшего вопроса, где находился Игорь с момента ареста его родителей и до усыновления Сарычевым, зато результат оказался в высшей степени неожиданным: впервые своими глазами увидел он синюю закорючку, похожую на крючок для подледного лова, — резолюцию Всесильного сатрапа, разрешающую извлечь из спецдетдома Левина Игоря Алексеевича 1941 года рождения некоему Чеховскому Андрею Станиславовичу… И дату, лишь на несколько дней отстоящую от даты ареста А. С. и Н. П. Левиных… Кто этот Чеховский и как ухитрился он оказаться чуть ли не равно близким палачу и жертвам?!
…Дав задание разузнать что-либо о Чеховском, Макасеев тем временем наедине с самим собой признался, что прежние суждения его были опрометчивыми и что следствие он принял за причину: каким, как не рациональным и настороженным, быть тому, кого кутенком передавали из рук в руки. Спас — Чеховский, а спустя четыре года сам был репрессировай, как и многие, оказавшиеся поблизости от властителей страны; попал к Сарычеву, был усыновлен, и тут же — возвращение отца…
— Н-да, бытие определило сознание, — окончательно решил Макасеев, но в этот момент на стол ему легли сведения о Чеховском: жив, здоров, прописан по такому-то адресу, есть телефон… и рядом — подобные сведения о родном отце Игоря…
Должно быть, каждый из них мог ответить на многие вопросы следователя, однако, как порядочный человек, Макасеев, придя к Левину, должен был бы сообщить ему о гибели сына, что и вообще было неприятно и исключало возможность — во всяком случае в тот же день — допроса… Чеховскому же он мог ничего не говорить или даже скрыть от него истину, оставаясь при этом порядочным человеком. Вот почему, не звоня и тем самым не давая подготовиться к визиту, Макасеев отправился домой к Чеховскому в будний день, после обеда, попросту говоря, наобум…
На звонок долго не отзывались, но Макасеев чувствовал, что за дверью стоят, прислушиваясь. Нетерпеливо позвонил еще раз-другой…
— Кто? — спросил женский голос.
— Откройте, следователь по важнейшим делам при Прокуроре РСФСР! — потребовал Макасеев и для пущей важности еще раз нажал кнопку звонка. Однако открывать ему вроде и не собирались.
— Кого вам? — после долгой паузы спросил испуганный женский голос.
— Чеховского! Откройте!
— Его нет, — разговор продолжали из-за дверей, — они приедут в конце месяца…
— Домработница что ли? — подумал Макасеев. — Тем лучше…
— У вас есть на дверях цепочка?
— Есть!
— Тогда откройте через цепочку… Да откройте же, я вам говорю, не милицию же мне звать!
Алекс Смолев переезжает из Петербурга на один из красивейших островов греческого архипелага Киклады. Покупает небольшую виллу и виноградник в надежде на спокойную и размеренную жизнь. Но загадочные убийства постояльцев виллы и жителей острова заставляют его принять участие в расследовании. Ему помогают друзья, старший инспектор уголовной полиции острова, даже Бюро Интерпола. В сборник вошли ранее опубликованные повести «Выбор Ариадны», «Масамунэ и Мурамаса», «Сумма впечатлений».
Здание городского суда. По большой мраморной лестнице, создавая звонкий шум от спешного шага, расходящегося по пустынным, освещенным ярким светом от мозаичных окон коридорам, шел молодой, только закончивший обучение, великий в будущем адвокат, как он часто в шутку себя называл, а пока только помощник адвоката. Кайл — лучший выпускник курса спешил на свое первое дело в качестве помощника…
Жестокая и обнадеживающая история об опасностях слепой веры и силе веры в себя. Кевинианский культ отнял у семнадцатилетней Минноу Блай все: двенадцать лет ее жизни, ее семью, ее способность доверять. А когда она взбунтовалась, отнял и ее руки. Но теперь Пророк погиб, а Община сожжена дотла. Окровавленная и истерзанная Минноу – основная свидетельница происшествия – оказывается в тюрьме для несовершеннолетних. Ее саму и ее близких подозревают в многочисленных преступлениях. Минноу вынуждена забыть все, чему ее учили в Общине, чтобы выжить за решеткой.
На съемках обычного вестерна с первого же дня не задались отношения между двумя кинозвездами — стареющим ковбоем и идущим к славе покорителем сердец. Конфликт затронул всю съемочную группу…
По Стокгольму проносится волна похищений состоятельных людей. Однако внушительное богатство жертв – единственное сходство между ними. Детектив Ванесса Франк, несмотря на свое отстранение от службы, кидается в самую гущу событий. Ведь для нее работа – смысл жизни! Расследование приводит ее в далекую «Колонию Рейн», поселение на юге Чили, основанное беженцами из фашистской Германии. Но вскоре Ванесса понимает, что оказалась втянута в опасную игру, которую не в силах контролировать…
Однажды Борис Павлович Бeлкин, 42-лeтний прeподаватeль философского факультета, возвращается в Санкт-Пeтeрбург из очередной выматывающей поездки за границу. И сразу после приземления самолета получает странный тeлeфонный звонок. Звонок этот нe только окунет Белкина в чужое прошлое, но сделает его на время детективом, от которого вечно ускользает разгадка. Тонкая, философская и метафоричная проза о врeмeни, памяти, любви и о том, как все это замысловато пeрeплeтаeтся, нe оставляя никаких следов, кроме днeвниковых записей, которые никто нe можeт прочесть.