— Дашка, опять с мужем подралась?
— Здравствуй, папа.
Василий Васильевич завернул в ванну, чтобы смыть с рук бензин, масло и въедливую автомобильную грязь.
— Пап, ты все ремонтируешь свой «Москвич»?
Василий Васильевич сильно открыл воду и, намыливая руки, стал кричать Даше об изношенных сальниках, скрипящих подшипниках, ненадежных шестеренках и коварном угле зажигания.
Татьяна Игнатьевна рассердилась шуму и крику близких родственников, сделала звук телевизора погромче и захлопнула дверь на кухню. Василий Васильевич не заметил, что остался в отрезанном звуковом пространстве, и продолжал радостно делиться с дочкой впечатлениями, накопленными за две недели с последней встречи.
Даша подарила Татьяне Игнатьевне душистое мыло в черной блестящей коробочке с позолоченными вензелями, а Василию Васильевичу затейливо изогнутую зубную щетку и тонко ароматизированную зубную пасту.
— Сколько теперь это добро стоит?
Даша произвольно уменьшила стоимость в несколько раз и добавила, чтобы их это не беспокоило.
— Как это не беспокоиться?! За такую ерунду так дерут! И когда же это все кончится!
— Скоро, старая. Нормальная, божеская цена, я вот недавно распредвал приглядел — так он стоит так стоит!
— Это на свой вал ты у меня полпенсии увел?! Как ты мне надоел со своим драндулетом!
— Драндулет! На чем будешь в сад-огород добираться?! Драндулет, елки-палки!
Даша попросила родителей успокоиться, в противном случае долго у них не появляться. Татьяна Игнатьевна молча загремела посудой, а Василий Васильевич стал ломать в крепких руках нежную скорлупу грецких орехов.
Татьяна Игнатьевна выдвинула пахнущий нафталином ящик комода и среди аккуратно сложенных тряпочек выбрала большие пушистые белые шерстяные носки.
— Возьми Валерке своему, чтобы не ходил зимой с карманами, набитыми носовыми платками.
— Обойдется. Если хочешь, сама ему дари.
— Что ж вы все ссоритесь? И Герка с Маринкой все ссорятся. И что не живется?
Даша махнула рукой, взяла с полки несколько прочитанных еще в детстве не по одному разу книжек и села в свое любимое старое кресло, грустно вспомнив, как дралась с братом Геркой за то, чтобы посидеть в нем у телевизора с мультфильмами, продолжения которых снились потом всю ночь.
Даша шепотом, чтобы не разбудить Василия Васильевича, задремавшего с газеткой на диване, сказала Татьяне Игнатьевне:
— Мам, я пойду схожу к Алке.
Татьяна Игнатьевна остановила мелькающие спицы с будущей кофточкой Даше на день рождения:
— Ночевать-то у нас будешь или домой пойдешь?
— У вас, наверное.
— Эх…
Алла Кротова шла под ручку с Юрловой навстречу Даше и улыбалась:
— Привет.
— Привет, вы куда-то уходите, а я к тебе, Алл, шла.
Юрлова сощурила глаза и по голосу узнала Дашу, после этого немного растерялась: стоит ли говорить запоздалое: «привет» или не стоит.
— Слушай, пойдем с нами, на сеанс гипнотического снимания стресса и аутогенную тренировку, здесь недалеко, пойдем!
Даша покачала головой.
— Пойдем, тебе понравится!
— Это, наверно, дорого, да и неудобно — пришла откуда— то ни с того ни с сего.
— Копейки, это здесь в клубе при ЖЭУ, все приходят так, пойдем!
— Ну, хорошо.
Алла, Юрлова и Даша расписались в бухгалтерском журнале, отмахнулись от квитанций за уплату и прошли в небольшой зал, завешенный большими бархатными скатертями.
Дмитрий Осипович поздоровался с вошедшими, предложил занять удобные места и широко улыбнулся Даше, абсолютно не комплексуя от отсутствия двух нижних зубов.
— Вы в первый раз? Надеюсь, у нас вам понравится, сюда проходите, пожалуйста.
Мизин встрепенулся:
— Дмитрий Осипович, здесь хорошее место.
— Ничего, тут слышно лучше.
Когда не очень большая паства расселась по пыльным креслам, Дмитрий Осипович сказал краткое вступительное слово о душевном здоровье нации и включил потрескивающий старый проигрыватель, из динамиков которого захрипела «Лунная соната» Бетховена.
Дмитрий Осипович опустил голову, потом поднял ее и торжественно набрал в легкие воздух. В это время робко открылась скрипучая дверь, и запыхавшийся, бормочущий себе под нос слова о плохой работе общественного транспорта и большой учебной нагрузке в институте бытового приборостроения Петров Борис проскользнул на свободное кресло.
Дмитрий Осипович свел и развел ноздри, но ничего не сказал. Мизин покачал головой и прошептал:
— Черт-те что!
Дмитрий Осипович вдохновенно внушал всем слушателям тепло, тяжесть и покой.
Даша, почувствовав, как потяжелели ее руки и ноги, быстро уснула.
Юрлова сосредоточивала свое внимание на излучающем солнечное тепло солнечном сплетении и все никак не могла решить, что лучше: поставить себе контактные линзы или сразу сделать операцию по исправлению досадной миопии.
Борис Петров концентрировал внутренний взгляд на кончике носа с полным расслаблением всех мышц в надежде так сконцентрироваться, чтобы перейти в абсолютное аутогенное состояние или, как он прочел в одной книжке, получить аутогенный разряд, чтобы приобрести все могущество человека, в совершенстве владеющего своим телом и душой: острые клинки, ломающиеся о брюшной пресс, сутки под водой, телекинез, телепатия, левитация, пылающий взгляд, война с потусторонними силами, спасение человечества… надо сконцентрироваться на кончике носа!
