Встречное движение - [24]

Шрифт
Интервал

— Ничего-ничего.


В два часа ночи Ангелина Семеновна поднялась со стонущей раскладушки и тихонечко подошла к спящей на маленьком диванчике Даше.

— Даша, я пойду домой.

— Почему?

— Да мой Ильгизка уже, наверное, успокоился, а мне все-таки неудобно.

— Ну, как хотите.

— Даш, а что вы отдельно с Валеркой спите?

— Это мы вас стесняемся, а так у нас очень интенсивная супружеская жизнь.

— Ну, Дашка, ты даешь!

Даша закрыла дверь за Ангелиной Семеновной, рывком выдернула с раскладушки простыню, вывернула с подушки наволочку, освободила байковое одеяло от пододеяльника, скатала из белья большой ком и бросила его замачиваться в ванну.

19

Павел Сыртланов поставил автомобиль за киоск «Союзпечати» и удовлетворенно оглядел лежащий как на ладони, коварный для автолюбителей перекресток бульвара Славы и проспекта Октября. Множество висящих, запрещающих и разрешающих знаков, сложная разметка проезжей части, светофоры с различными стрелками, нервная обстановка заторов располагали к творческой работе. Но водители противоположной части дороги издали замечали затаившийся автомобиль Сыртланова — и из ложной солидарности предупреждали своих товарищей из встречного движения помигиванием фар, поэтому Павлу Сыртланову было непросто реализоваться.

Для почину Павел Сыртланов подозвал к себе перебежавшего на красный свет пешехода Бориса Петрова.

— Гражданин, подойдите ко мне! Почему на красный свет переходите проезжую часть?!

— Да я это…

— Назовите свою фамилию, я составлю протокол и выпишу квитанцию на штраф.

— Голдберг…

Борис огляделся по сторонам и, не заметив нигде напарников Сыртланова, оттолкнулся ногой в кроссовке фирмы «Найк» от бордюра и побежал к дому Самойловой Светланы. Сыртланов возмутился, хотел вдогонку Петрову пронзительно свистнуть, но передумал — ведь у пешеходов нет передних и задних номеров, хотя и не мешало бы их ввести.


Павел Сыртланов внимательно изучал документы Балдина, когда около него беззаботно притормозила пролетевшая на желтый свет Ляля.

— Сыртланов, привет!

Сыртланов не очень искренне помахал Ляле рукой.

— Сыртланов, скажи по рации другим милиционерам, чтобы они меня не останавливали.

— Да я это… У меня связь не очень и диспетчер слушает, да и батарейки почти кончились, вот смотрите — красная лампочка горит.

— Сыртланов, я пошутила, пока!

— Пока, — сказал Сыртланов и, когда Ляля отъехала, добавил, используя короткие емкие выражения, что не является сторонником эмансипации.

Балдин полностью согласился с Сыртлановым, и Сыртланов неохотно протянул Балдину документы с разрешением ехать дальше.


Карл Иванович Берг на фирменном автобусе «Аэрофлота» долго тащился через весь город в аэропорт.

Автобус надолго заурчал у светофора, а Карл Иванович равнодушно следил за тем, как старший сержант Павел Сыртланов ходит вокруг желтенького такси Санько Лаврентия Исаевича и не реагирует на бурную жестикуляцию последнего.


Андрей Пантелеевич вместе с Ибатуллиным Ринатом Газизовичем вышли на перекресток, и Ибатуллин показал указательным пальцем на Сыртланова:

— Я его знаю — он у меня права отнял в прошлом году.

— Так давай ему морду набьем!

— Нельзя, а кто за порядком будет следить? На ту сторону перейдем или нет?

— Зачем нам на ту сторону, когда магазин на этой стороне. Вообще-то ты прав, я уже раз пострадал за рукоприкладство.

— Каким образом?

— В сто шестой школе, все «курицы» из начальных классов как-то разом ушли в декрет, представляешь?

— Ха-ха! Ну, ты даешь!

— При чем тут я, дело в другом.

— А-а, извини.

— Поставили меня преподавать в первом классе, преподаю себе и преподаю, а один шпингалет все в меня из ручки целится и стреляет. Я день терпел, два терпел, на третий говорю: перестань целиться, гад, — он все равно целится, я ему опять: перестань, ублюдок, — все равно целится, и как-то в понедельник после праздника я не выдержал — он на меня только свою ручку— пистолет поднимает, а ему подзатыльник!

— И что?

— Ничего, — по собственному.

— Да, дети совсем разболтались, мы не такие были — родителей боялись и уважали.

— А учитель был как десять родителей — его в десять раз больше боялись и уважали. Может быть, все-таки водочки возьмем?

— Нет, только вино, с водки я нервничаю.


Павел Сыртланов устал, он сел в машину, включил радио на волне с песнями про настоящую любовь и стал думать о том, как придет сегодня вечером в гости к Наде Лифановой, менеджеру магазина «Солярис», подарит ей коробку конфет, бутылку шампанского или ликера «Амаретто», которую они тут же разопьют, что еще больше укрепит их дружбу, естественно переводя ее на рельсы более конкретных отношений. Павел Сыртланов давно переживал, что у него не было настоящей любовницы, а почти у всех сослуживцев были долговременные, загадочные пассии, о которых они многозначительно намекали и, покачивая головой, цокали языком, у него же, кроме строгой и консервативной жены Эльвиры да проституток, поставляемых пьяными сутенерами с фальшивыми правами, никого не было.

Павел Сыртланов чуть успел выскочить из машины и вытянуться перед автомобилем с мигалкой, в котором ему показывал кулак Захар Викторович, а за автомобилем Захара Викторовича ехали автомобили мэрии и первых лиц крупных предприятий. В предпоследней машине главный инженер объединения «Электросила» Муратов Мэлс Эрастович читал внутри газеты «Парламентский вестник» газету «Спид — инфо».


Еще от автора Юрий Александрович Горюхин
Канцелярский клей Августа Мёбиуса

Рассказы и небольшая повесть Юрия Горюхина были написаны в течение последних десяти лет. Грустная ирония, веселая самоирония, плотный, аскетичный язык, плавные переходы из реальности в фантасмагорию и всегда неожиданная концовка — вот что объединяет представленные в книге произведения.


Блок № 667

Будущее, прошлое, параллельное можно вообразить каким угодно, — автор отсек одну половину человечества. Адресуется всем нетрадиционно воспринимающим традиционную реальность.


Мостики капитана

Грустная ирония, веселая самоирония, плотный, аскетичный язык, плавные переходы из реальности в фантасмагорию и всегда неожиданная концовка — вот, что объединяет представленные в книги произведения.


Полуштоф остывшего сакэ

Грустная ирония, веселая самоирония, плотный, аскетичный язык, плавные переходы из реальности в фантасмагорию и всегда неожиданная концовка — вот, что объединяет представленные в книги произведения.


Воробьиная ночь

Воробьиная ночь по славянской мифологии — ночь разгула нечистой силы. Но пугаться не надо, нечистая сила в этом сочинении, если и забавляется, то с самим автором, который пытается все растолковать в комментариях. Если и после комментариев будет что-то не ясно, нужно переходить к следующему сочинению — там все по-простому и без выкрутасов, хотя…


Рекомендуем почитать
Вблизи Софии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кацап

Он мечтал намыть золота и стать счастливым. Но золото — это жёлтый бес, который всегда обманывает человека. Кацап не стал исключением. Став невольным свидетелем ограбления прииска с убийством начальника артели, он вынужден бежать от преследования бандитов. За ним потянулся шлейф несчастий, жизнь постоянно висела на волосок от смерти. В колонии, куда судьба забросила вольнонаёмным мастером, урки приговорили его на ножи. От неминуемой смерти спасла Родина, отправив на войну в далёкую Монголию. В боях на реке Халхин-Гол он чудом остался жив.


Воровская яма [Cборник]

Книга состоит из сюжетов, вырванных из жизни. Социальное напряжение всегда является детонатором для всякого рода авантюр, драм и похождений людей, нечистых на руку, готовых во имя обогащения переступить закон, пренебречь собственным достоинством и даже из корыстных побуждений продать родину. Все это есть в предлагаемой книге, которая не только анализирует социальное и духовное положение современной России, но и в ряде случаев четко обозначает выходы из тех коллизий, которые освещены талантливым пером известного московского писателя.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.


Завещание Шекспира

Роман современного шотландского писателя Кристофера Раша (2007) представляет собой автобиографическое повествование и одновременно завещание всемирно известного драматурга Уильяма Шекспира. На русском языке публикуется впервые.