Встречи у метро «Сен-Поль» - [38]

Шрифт
Интервал

В тот день он, как обычно, вышел из дому и направился к газетному киоску у метро, но по дороге завернул в аптеку купить бутылку парафинового масла. Лекарство, которое прописал его новый врач, ничуть не помогало, и он решил вернуться к испытанным средствам.

В аптеке Залман Лезерик встретил Симона Рыкова — тот зашел спросить что-нибудь от кашля. Они немножечко поговорили, и Лезерик уже собрался распрощаться и идти дальше за своей газетой, как вдруг Рыков сказал ему любезным тоном:

— Послушайте, Залман, я не хочу сказать ничего дурного, но куда вы денете все свои книги и газеты, когда умрете? У вас ведь, кажется, их целые залежи — мне говорила ваша приходящая прислуга, она у меня тоже делает уборку. Зашли бы лучше как-нибудь сыграть в белот. Я приглашаю.

Однако Лезерик на предложение не польстился. Он знал, что Рыков и компания других пенсионеров собираются в кафе у самого метро. Но ему там было скучно.

— А вы, вы что же, не читаете? — только и спросил он.

— Да никогда! Жена рассказывает мне все новости, которые услышит в городе. С меня хватает.

— Но как же без газеты вы узнаете, что происходит?

— Вы думаете, — усмехнулся Рыков, — когда настанет конец света, то за три дня во «Франс-суар» или «Унзер ворт» поместят об этом объявление?

Задетый, Ледерик предпочел оборвать разговор.

— Будьте здоровы, — сухо попрощался он и вышел из аптеки с торчащим из бумажного пакетика флаконом парафинового масла.

Но Рыков увязался следом.

— Я не успел спросить, у вас, случайно, не найдется каких-нибудь старых ненужных романов? Вы не могли бы мне их дать? Не для меня, не для жены, а для внука — он портит зрение над книжками, а бедный отец не успевает покупать их в «Базар-Отель-де-виль».

— Пускай пойдет в библиотеку в мэрии, — пожал плечами Лезерик.

— Так вот, — воскликнул Рыков, хватая его за рукав, — вот, значит, как вы разговариваете с человеком, когда он просит старые книжонки, вам все равно не нужные, для мальчика, который рвется к знаниям!

Лезерик промолчал и зашагал своей дорогой. Рыков не отставал.

Так они и дошли до киоска, где, как нарочно, стоял Бертольд Фриснах, парикмахер и их общий знакомый. Он покупал какой-то журнал про кино и рылся в кармане брюк, отыскивая мелочь.

— Нет, вы слыхали, как он говорит о моем внуке? — накинулся на него Рыков, призывая в свидетели несправедливости.

Фриснах обернулся, вежливо поздоровался с одним, потом с другим и спросил у Рыкова:

— Ваш внучек заболел?

Нет, — вмешался обозленный Залман. — Просто он хочет, чтоб я отдал ему свои книги. Что, если я явлюсь к вам в дом и начну выпрашивать ваш парик или ножницы?

— Парик? А при чем тут парик? — Бертольд Фриснах так и вздрогнул: он был лысый и страшно обидчивый.

Маленький, метр пятьдесят пять ростом, но кипучий и прыткий, он ткнул Лезерика в грудь скрученным в трубку журналом:

— Вы что, решили посмеяться, Залман? Смотрите, как бы не пришлось смеяться в одиночестве!

А Рыков, сложа руки, довольно наблюдал за ними.

— Что, убедились? Говорил я? — сказал он парикмахеру.

— Да это я к примеру, — оправдывался Залман. — И речь шла вовсе не о вас. О книгах, об образовании… и все такое. Вас это вовсе не касается. Вы неправильно поняли.

— А я, выходит, неуч? Книжек не читаю? Журналов и газет не покупаю? Да? — накалялся коротышка-парикмахер.

— Журнальчик с голыми красотками — это совсем не то! — язвительно заметил Лезерик, показывая на журнал, которым потрясал Бертольд Фриснах.

Они бы еще долго препирались, но вдруг к ним подошел Виктор Гюго. Он с давних пор обосновался на площади Вогезов и даже после смерти захаживал в киоск у станции «Сен-Поль» купить газетку, как все люди.

На вид Гюго был как Гюго, одет в привычный редингот. Но все, и даже парикмахер, ужасно удивились. Первым опомнился и восторженно заговорил Залман:

— Не вы ли месье Виктор Гюго, тот, чей музей находится тут рядом, на площади Вогезов? Ведь это вы? У меня дома штук двадцать пять ваших книг. «Удел человеческий»,[6] «Отверженные»… какие-то еще… Но все хорошие!

— Я и сам не упомню уже всех названий, — сказал Виктор Гюго, потирая ухо. — Скажите-ка лучше, друзья мои, о чем это вы тут спорили? Речь, мне послышалось, шла о чтении? О культуре? И о голых красотках? На редкость интересная беседа! А что, вертящимися столиками вы не увлекаетесь?

Бертольд Фриснах развернулся всем телом, чтобы лучше рассмотреть Виктора Гюго.

— Простите, — сказал он, — я в некотором смысле сам вертящееся, как вы говорите, кресло, а вас в последний раз видал в кино.

— Да? И в каком же, интересно, фильме? — спросил Гюго.

Но прежде чем Фриснах успел ответить, Лезерик отстранил его и, решительно взяв под руку Гюго, повлек его с собой.

— Эти люди не читают книг, — сказал он классику. — Пойдемте лучше ко мне. Я покажу вам свою библиотеку, там есть все ваши книги и много других. Это тут, совсем рядом.

Гюго не возражал. Они отошли уже метров на пять, когда их настиг Рыков.

— Подождите! — крикнул он и обратился к Гюго: — Извините, что затрудняю вас, месье Виктор Гюго, но не могли бы вы сказать что-нибудь этакое моему внуку? Он ходит в лицей Карла Великого, ваши слова пригодятся ему для домашнего задания — он перепишет их и уж наверняка получит хорошую отметку.


Рекомендуем почитать
Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Книга 2

Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.


Завещание Шекспира

Роман современного шотландского писателя Кристофера Раша (2007) представляет собой автобиографическое повествование и одновременно завещание всемирно известного драматурга Уильяма Шекспира. На русском языке публикуется впервые.


История Мертвеца Тони

Судьба – удивительная вещь. Она тянет невидимую нить с первого дня нашей жизни, и ты никогда не знаешь, как, где, когда и при каких обстоятельствах она переплетается с другими. Саша живет в детском доме и мечтает о полноценной семье. Миша – маленький сын преуспевающего коммерсанта, и его, по сути, воспитывает нянька, а родителей он видит от случая к случаю. Костя – самый обыкновенный мальчишка, которого ребяческое безрассудство и бесстрашие довели до инвалидности. Каждый из этих ребят – это одна из множества нитей судьбы, которые рано или поздно сплетутся в тугой клубок и больше никогда не смогут распутаться. «История Мертвеца Тони» – это книга о детских мечтах и страхах, об одиночестве и дружбе, о любви и ненависти.


Верхом на звезде

Автобиографичные романы бывают разными. Порой – это воспоминания, воспроизведенные со скрупулезной точностью историка. Порой – мечтательные мемуары о душевных волнениях и перипетиях судьбы. А иногда – это настроение, которое ловишь в каждой строчке, отвлекаясь на форму, обтекая восприятием содержание. К третьей категории можно отнести «Верхом на звезде» Павла Антипова. На поверхности – рассказ о друзьях, чья молодость выпала на 2000-е годы. Они растут, шалят, ссорятся и мирятся, любят и чувствуют. Но это лишь оболочка смысла.


Двадцать веселых рассказов и один грустный

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сон в начале века

УДК 82-1/9 (31)ББК 84С11С 78Художник Леонид ЛюскинСтахов Дмитрий ЯковлевичСон в начале века : Роман, рассказы /Дмитрий Стахов. — «Олита», 2004. — 320 с.Рассказы и роман «История страданий бедолаги, или Семь путешествий Половинкина» (номинировался на премию «Русский бестселлер» в 2001 году), составляющие книгу «Сон в начале века», наполнены безудержным, безалаберным, сумасшедшим весельем. Весельем на фоне нарастающего абсурда, безумных сюжетных поворотов. Блестящий язык автора, обращение к фольклору — позволяют объемно изобразить сегодняшнюю жизнь...ISBN 5-98040-035-4© ЗАО «Олита»© Д.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Эсав

Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.