Встречи - [26]

Люди, никогда не бывавшие в Париже, читавшие, в свое время, рассказы о богеме Мюрже, вряд ли бы нашли на Монпарнасе двадцатых и тридцатых годов то, чего они ожидали. Богемы, живущей как птицы небесные, ходящей в невероятных костюмах, с длинными волосами, веселых натурщиц и будущих гениев на Монпарнасе уже не было.

К тому же настоящие французы — художники, писатели и поэты имели в Париже другие излюбленные кварталы: художники и артистическая богема — собиралась на Монмартре, служители же цеха пера облюбовали большое кафе «Два клада» около церкви Сен-Жермен-де-Пре, рядом с кафе «Флор», где теперь собираются экзистенциалисты. Встречи русских писателей с их французскими коллегами происходили на Сен-Жермен-де-Пре.

Посетители же Монпарнаса, в подавляющем большинстве, были иностранцами. Шведы, норвежцы, датчане, арабы, индусы и другие экзотические народы в те годы избрали своей штаб-квартирой большое кафе «Дом» (до сих пор существующее), которое не закрывалось ни днем, ни ночью.

Англичане, американцы, немцы и снобирующая парижская публика, приезжавшая на Монпарнас поужинать после театров, как только было открыто огромное и роскошное кафе «Куполь», с двумя ярусами, расписанное художниками, утвердились там — и до сих пор «Куполь» сохранил свою клиентуру.

Перед войной, в верхнем ярусе «Куполь» собирались иногда некоторые французские писатели и даже устраивали там чтения.

Русские, итальянцы, испанцы и отчасти — французы, облюбовали два небольших кафе — «Селект» и «Наполи» — разделение народов можно было установить, конечно, лишь приблизительно.

Из сказанного становится ясно, что наиболее похожими на богему — в смысле одежды и содержимого кошельков, были русские, эмигранты.

Зимой — дождь и холод загоняли всех в накуренные внутренние залы. Но как только наступало тепло — весной, летом и ранней осенью — с десяти часов вечера примерно, тогдашний «Монпарнас» представлял собой действительно блистательное зрелище.

Все кафе — большие и маленькие, уставляли свои террасы и даже часть тротуара множеством столиков. Тысячи мужчин и дам, в большинстве элегантных, говорящих на всех языках мира, включая иногда и французский, располагались на открытом воздухе. Сияли огни и шум толпы издали напоминал гудение прибоя.

Почти всю ночь напролет, до двух-трех часов по полуночи, Монпарнас жил полной жизнью. Многие появлялись после театров, т. е. около двенадцати часов ночи. В четверг и в субботу — в дни особенного многолюдия и по праздникам — в это время года автомобилисты старались объезжать Монпарнас по другим улицам, а в дни «Национального Праздника» — 13, 14 и 15 июля, бал на улицах Монпарнаса всегда бывал грандиозным.

Среди этой веселой, в большей части — элегантной интернациональной толпы (в ней иногда встречались подлинные большие художники, писатели, критики, журналисты и кинематографические артисты всех стран) русские писатели и поэты завоевали себе с начала двадцатых годов особое место.

Я уже не застал того времени, когда «Ротонда» представляла собой небольшое кафе, посещавшееся исключительно художественной богемой.

По рассказам, в 1919 и в начале 20-х годов хозяин «Ротонды», сам писавший стихи, из уважения к поэтам и художникам, отпускал им в кредит чашку кофе и луковый суп, художники приходили со своими натурщицами, знаменитая «модель» Кики, приказав никого из посторонних не впускать в кафе, устраивала конкурсы красоты «ню», — но в 25-м году всё это было уже легендой.

Кики я еще застал, она продолжала блистать на Монпарнасе, но уже безо всяких «конкурсов», а на месте прежней «Ротонды» выросло огромное буржуазное кафе.

В 1928 году «Селект» и «Наполи» окончательно стали штаб-квартирой русских.

Было бы совершенно бесполезно, не имея условленного свидания, искать кого-либо из литературных коллег на Монпарнасе днем. За исключением Г. Адамовича, который жил тогда на Монпарнасе, и часто в пустом «Куполе» или в «Доме» писал свои статьи в послеобеденное время, все остальные участники монпарнасских собраний были заняты своими делами. Кто малярничал, кто работал на заводе или служил в бюро — жизнь не щадила тогдашних молодых поэтов и писателей и каждый тяжелым трудом добывал себе средства для существования.

Но вечерами, особенно в четверг и в субботу, каждую неделю, «ослиная кожа» спадала с заколдованных принцесс — каждый переодевался не только внешне, но и психологически, становясь вновь поэтом или писателем, меняя не только круг своих интересов, но также и внешний вид — подневольного человека, который превращался вечером в независимого и свободного.

Публике, особенно «заграничной», т. е. в других странах русского рассеяния, Монпарнас рисовался каким-то бодлеровским «искусственным раем», о жизни парижских литераторов ходили самые невероятные рассказы — «еще бы, среди богемы, в Париже!..».

Аскетическая чашка черного кофе или кофе с молоком: если сидели долго — две или три таких чашки. Столики сдвигались, собрание — 30 или 40 человек. Иногда разбивались на группы, иногда сидели все вместе.

Летом обычно оставались во внутреннем зале, не переходя на террасу — удобнее разговаривать, меньше шума.