Встречи - [5]

— Давно пишешь? — неожиданно спросил писатель, не поворачивая ко мне головы.

— Лет пять.

— Откуда родом?

— Псковский. Мать в Пскове живет.

— Где еще работал?

— Нигде. После школы сразу сюда приехал, в редакцию.

— Оно и чувствуется… Прочитал твои вещи.

Сердце мое замерло, остановилось.

— Ералаш у тебя в голове, парень. Но искра от бога вроде есть. Учиться надо.

— Я и сам об этом подумываю, Илья Борисович. В Литературный институт мечтаю поступить.

— Нет. В Литературный институт пока незачем. У жизни учись. На завод иди к станку, в поле на трактор, к лесорубам с топором. Приглядывайся к людям, к жизни их, заботам, мечтам. Из редакции уходи, «районка» засосет. Твои «Рассказы районного фотокорреспондента» имеют кости, наращивай мясо. Остальное — ученическое…

Писатель вдруг разговорился. Я слушал, впитывая в себя каждое его слово. Через полчаса я уже понял, что с этого дня судьба моя круто изменится. В самом деле, как мог я писать, ничего не зная о жизни, ни разу не испытав на себе ее мало-мальского удара! Кому нужны мои фантастические, оторванные от реальной действительности рассказы и повести? Тот же Джек Лондон прежде, чем стал писать, немало поварился в жизненном котле. Нет, завтра же подаю Ивану Ивановичу заявление об уходе — и в путь по России-матушке…

Я так взволнованно размечтался, ушел в себя, что едва не проскочил развилку, где одна колея сворачивала к Борской ферме, другая сбегала вниз к Сабе в заросли ольшаника, за которым виднелись крыши домов.

— Куда, Илья Борисович? — спросил я, поворачиваясь к писателю. — На ферму поедем или в деревню?

— Егор Антонов знаешь где живет?

— Это который музеем здешним заведует? Егор Архипович?

— Он самый.

— Он в Борках с того краю живет. Вторая изба от оврага.

— Давай к нему.

Егора Архиповича Антонова, основателя местного деревенского музея, я знал хорошо. Раньше старик частенько появлялся в редакции нашей газеты, приносил материалы по истории края и воспоминания свои о Федоре Шаляпине. В молодости Егор Архипович жил в Петрограде, работал в Мариинском театре плотником по оформлению декораций сцены, имел несколько фотографий великого певца с дарственными надписями, чем очень гордился. Меня всегда поражали материалы, написанные Егором Архиповичем, и прежде всего язык их: чистый, образный, в меру сдобренный народными пословицами и поговорками, не засоренный нашими газетными штампами. У старика была поразительная память на имена и даты. Он помнил всех партнерш Шаляпина, постановщиков спектаклей, композиторов, артистов того времени.

Заходясь в дымном реве, «Победа» на первой скорости вползла на крутогор. Мы въехали в деревню. Возле избы Егора Архиповича — трехоконной, приземистой, обшитой свежеструганой вагонкой — я нажал на тормоза.

— Здесь, Илья Борисович.

— Идем вместе.

Мы вошли в дом. В просторной прибранной избе было тихо. Пахло щами и свежевымытыми полами.

— Есть кто дома? Хозяева! — крикнул я.

— Эй, кто там? — послышалось из-за дощатой переборки, ограждающей громадную русскую печь.

Егор Архипович лежал в закутке возле печи на деревянном топчане. На нем были валенки, ватная стеганая безрукавка и ватные штаны. Я не видел старика около года и поразился, как сдал он за это время. Густая борода и усы его, которые и в восемьдесят лет не брала седина, сейчас были сплошь покрыты серебром. Голова, совсем белая, осела, ушла в плечи, и только глаза остались прежними, смотрели на нас с интересом.

— Егор Архипович, здравствуйте! — громко произнес я.

— Что за люди? — Старик шевельнулся, сделал попытку приподнять голову и не смог. — Поднимите меня, едрена мать! — приказал он. — Манька кудыть убегла, один лежу, — добавил он еще бодрым и чистым голосом.

Вдвоем с писателем мы осторожно приподняли старика с лежанки, поставили его на ноги.

— А… паря, — узнал меня Егор Архипович. — А это кто?

— Это, Егор Архипович, писатель Громов из Москвы. Не узнаешь?

Старик снизу вверх глянул на моего спутника, Илья Борисович смотрел на него улыбаясь.

— Небось музей приехал смотреть? — спросил старик.

— Музей, Егор Архипович.

— Пошли! — Старик сделал шаг и покачнулся. Я успел подхватить его под руку. — Ничего, я разойдуся, — успокоил старик, — я как разойдуся, еще шустрый бываю.

— Не узнал… — тихо проговорил писатель и покачал головой.

На улице старик и впрямь разошелся. Бодро зашаркал валенками по тропинке, ведущей к двухэтажному каменному зданию Борской школы, бывшему помещичьему особняку.

Музей Егора Архиповича располагался на втором этаже школы в небольшой угловой комнате, выходящей окнами на речку Сабу. Стены комнаты увешаны были щитами с фотографиями, схемами, картами. На деревянных стеллажах лежало немецкое трофейное оружие, боеприпасы. В застекленных шкафах, изготовленных руками старика, хранились бинокли, полевые сумки, ордена погибших борских партизан. По углам комнаты таились, словно живые, чучела зверей, с потолка на тонких бечевках свисали чучела птиц. Было здесь еще много интересного — от старых самопрях до почерневших от времени заморских монет. Все это богатство Егор Архипович с деревенскими ребятами собирал годами, музей этот был его детищем, его гордостью. Он был зарегистрирован в районном отделе культуры и официально значился как Антоновский народный музей — по фамилии Егора Архиповича. Антоновский музей вошел в школьный экскурсионный маршрут, который организован был недавно под названием «Места партизанские».