Встречи... Разлуки... - [4]

Капитан сел за письменный стол и вызвал второго помощника. Все в порядке с выгрузкой и с документами, и даже дополнительный кран обещали к вечеру дать.

— Прислали доктора, — сказал помощник, собирая со стола свои бумаги.

— Пусть зайдет. — Николай Степанович откинулся на спинку кресла. Все идет отлично. Простоя не будет, а сэкономленное в рейсе время, драгоценное время, засчитают в план.

— Разрешите войти? Здравствуйте!

В проеме дверей стояла молодая женщина. Густые черные с синеватым отливом волосы падали ей на плечи.

— Прошу вас, садитесь, — сказал Николай Степанович.

Женщина села на диван и подняла на него узкие светлые глаза, опушенные густыми ресницами. Не спеша раскрыла сумку и протянула Николаю Степановичу направление из отдела кадров:

«Татьяна Константиновна Лазарева направляется врачом на теплоход «Иртыш».

— Вы уже плавали? — спросил Николай Степанович.

— Только пассажиром. Но вы не беспокойтесь, — она поспешила добавить: — Я не укачиваюсь.

— Разве в этом дело?

— Обязанности свои представляю. Постараюсь, чтобы мной были довольны. — Она улыбнулась так, словно они были уже давно знакомы.

Николай Степанович повернулся к столу и положил на стопку бумаг направление отдела кадров.

— Мне очень хотелось именно с вами пойти в рейс, — с некоторым нажимом продолжала Лазарева, стараясь встретиться с ним взглядом.

— Почему именно со мной? — ледяным тоном спросил капитан.

— Не с вами лично, — ничуть не смутилась Лазарева. — А на «Иртыше». С экипажем, о котором столько пишут в нашей морской газете.

— М-да… — неопределенно хмыкнул капитан. — Значит, так, — он заглянул в направление, — Татьяна Константиновна. Идите сейчас к старшему помощнику. Он позаботится о вашем устройстве, покажет лазарет, познакомит с обязанностями.

Капитан встал, давая понять, что разговор окончен.

— Хорошо, — сказала Лазарева и улыбнулась.

— И по всем вопросам прошу обращаться к старпому, — добавил Николай Степанович. — Всего доброго.

Когда дверь за Лазаревой закрылась, Николай Степанович вызвал по телефону старшего помощника.

— Я направил к тебе, Пал Палыч, нашего врача. Ах, уже видел и знаешь. Тем лучше. Займись ею… — Капитан с досадой бросил трубку: не могли мужчину найти? Возись теперь с ней. Еще романы начнет крутить. «В рейс именно с вами…»

Глава 3

Ну почему она наговорила столько резких слов, слов, которых говорить не следовало?! А ведь не раз убеждала себя — надо сдерживаться. И все впустую.

Хозяин удобного кабинета не привык, чтобы вещи называли своими именами. И она, Елена, знает, что есть множество обтекаемых, корректных фраз, выражающих по сути то же самое, но не режущих слух начальству.

Все бы обошлось, если бы вместо «Вы попираете закон…» она сказала: «Получилась небольшая неувязка…» Или так: «Решение, которое вы собираетесь принять, будет не совсем правильным…» Пожалуй, так выражаться удобней, но нужно ли? Противны все эти скользкие обороты. Теперь будет звонок в депутатскую группу. Звонок не о том, зачем приходила Ярошенко, а о ее вызывающем тоне, резкости. И главное потонет в этих разговорах.

Но как было сдержаться, если черное при тебе называют белым?! Уж этот деятель из жилотдела знает, как подтасовать факты, как доложить начальству, сопровождая каждую бумажку своими комментариями. Но и бумажкам грош цена. Если им верить, то Ясинева и ее мать какие-то авантюристки. В последний год войны старуха получила ордер на комнату для дочери, которая была еще на фронте. В этой комнате Ясинева живет и по сегодняшний день. А мать давным-давно перебралась к сыну. Обе женщины позабыли, что ордер был выписан на мать, а не на дочь.

Бумажки, бумажки, рожденные на свет предприимчивыми людьми. Вот и попробуй спокойно доказывать и объяснять то, что и так предельно ясно. Но ведь недаром говорят — никто не бывает так глух, как тот, кто не хочет слышать. Еще бы два часа толкли воду в ступе, если бы она не сказала, как все это называется.

Что ж, так и будет. Надо только дозвониться в депутатскую комнату и самой рассказать все как было, и о своей резкости тоже.

В трубке прозвучал спокойный грудной голос Лидии Павловны. Все депутатские дела из всех постоянных комиссий поступали к ней, поэтому она всех и все знала.

— Ты, Елена Ивановна, своего добивайся, не отступай, — неторопливо говорила она. — Нужно — значит, иди к ним на заседание. Ты на это имеешь право. Отстаивай свою точку зрения. Перед заседанием зайди сюда. Я тебе дам еще несколько фактов по тому же вопросу. Неблагополучно у них в жилотделе.

Елена Ивановна даже представила себе, как все это говорит маленькая, улыбчивая женщина с ямочками на щеках, с ухоженными ногтями и модной прической. Женственная, мягкая, всегда в хорошем расположении духа, она, тем не менее, строга и дотошна, когда дело касается депутатов.

— Очень неблагополучно. Так что не удивляйся ничему, — продолжала Лидия Павловна. — Будем вопрос о них готовить. Но ты этого не жди. Свое дело делай. Вы — депутаты, вы — Советская власть, вам и решать.

Последняя фраза, вероятно, и была ответом на вырвавшиеся у Елены Ивановны резкие слова в жилотделе. Нет, надо все же научиться, держать себя в руках. Тебя выбрали, тебе доверили, и характер свой, будь добра, укроти. А жулика надо припереть фактами, добиться, чтобы он был наказан.