Встречи... Разлуки... - [25]

Глава 12

Чьи-то шаги гулко раздавались в тишине улицы. Елена Ивановна почти бежала, но человек не отставал. На перекрестке, где посветлей, она остановилась перевести дух. И надо ж было, не подумав, пойти после совещания на последний сеанс в кино. И вот привязался какой-то тип.

Нет, показалось. Шагов не слышно. Не торопясь Елена Ивановна двинулась дальше по безлюдной, плохо освещенной улице. И снова — скрип снега. Резко обернулась. — «Тип» был одет в темно-синее, не по моде длинное пальто и меховую шапку.

— Вы не бойтесь, — издали сказал он. — Время позднее, вот я и следую за вами, чтобы кто-нибудь не пристал.

— Пока что пристали вы. Не очень это приятно, когда идут следом, — сердито сказала Елена Ивановна.

— Простите великодушно. Пожалуй, мне лучше пойти впереди, — ответил он и ускорил шаг.

Она промолчала. «Тип» не походил ни на донжуана, ни на бродягу.

— Я еще в кинотеатре вас увидел. Вот и решил проводить издали. — Он шел сбоку в нескольких шагах от Елены Ивановны.

— Благодарю. Только напрасно трудились. Привыкла обходиться без провожатых, — возможно более холодно ответила Елена Ивановна.

— Это мне известно. — Он чуть замедлил шаг, чтобы поравняться со своей попутчицей.

Но она тоже пошла медленнее. Тогда он восстановил прежнюю дистанцию.

— Я бы и дальше молчал, если б не понял, что вы меня боитесь, — сказал он, посмеиваясь.

— Я вас не боюсь.

— Вот я сказал, что знаю вас. Не верите, что знаю? Тогда слушайте: вы уходите из дому в восемь, возвращаетесь поздно. А потом еще долго горит настольная лампа. При такой лампе обычно работают. — Он как бы сам с собой рассуждал и больше не оглядывался, не замедлял шага.

Елена Ивановна про себя улыбнулась. Значит, у нее появился поклонник! Судя по возрасту и спокойным интонациям, попутчика можно не опасаться.

Они проходили мимо сквера, и Елена Ивановна невольно оглянулась на белый шатер ели, неизвестно как затесавшейся среди акаций и кленов, утопавших в наметенных под ними сугробах. А снег все падал пушистыми хлопьями.

Редко бывает такой снегопад, такая безветренная ночь. Иногда вообще не замечаешь, какая стоит погода. Все куда-то бежишь, торопишься, опаздываешь. А хорошо вот так идти, дышать свежим морозным воздухом.

— Мне почему-то кажется, что вы научный работник. И там, при свете настольной лампы, рождается что-то новое.

Елена Ивановна рассмеялась:

— Я всего лишь работник дошкольного детского учреждения. А вы — фантазер.

Он помолчал, сказал серьезно, без тени обиды:

— Это потому, что такая ночь, я сказал. Я вам даже немножко завидую.

— Чему? — удивленно спросила Елена Ивановна.

— Вашей озабоченности. Вы никогда не наблюдали, какими бывают озабоченные люди? Одни становятся хмурыми, иные какими-то подавленными. А есть такие, словно сегодня, вот сейчас, им предстоит сделать последний шаг, последнее усилие — и сбудется то, к чему человек шел. Такое у вас лицо, когда вы утром выходите из дому.

— Можно ли в один вечер столько комплиментов?!

— Смейтесь. Но, какие же это комплименты?! И вам они не нужны. Я правду говорю. — Он еще что-то хотел добавить, но Елена Ивановна остановилась.

— Спасибо, что проводили. Дальше я доберусь одна.

Он тоже остановился в нескольких шагах от нее.

— А ведь я и не провожал. Живу в доме напротив. Так что нам было по пути.

— Соседи? Так вот почему такие точные данные насчет окна и выхода из дому к восьми, — рассмеялась Елена Ивановна. При свете фонаря разглядела бледное, худое лицо, глубоко посаженные глаза под густыми вразлет бровями. — Спокойной ночи.

Он молча поклонился.

Елена Ивановна вошла в подъезд и заглянула в почтовый ящик. Кажется, письмо. Наконец-то! Помчалась наверх — распечатать, прочесть.

Опять не от Васи. От старого учителя. Круглый, четкий почерк:

«В журнале «Народное просвещение» хороший отзыв о моем методе. Рассказала о нем и учительница в «Комсомольской правде». Статья называется «Цена мысли».

Как же фамилия этого учителя из Григорьевки, которому помогли воевать с бюрократами из местного института усовершенствования? Как же фамилия? Скороход. Да, да, Скороход.

Отчетливо вспомнилось и первое знакомство с ним. Сидел на скамейке, во дворе детского сада старичок в старомодном полотняном костюме. И первые его слова: «Назвали меня авантюристом…» Его взволнованный рассказ, почему «его дети» во втором классе так далеко ушли вперед. Это же совсем просто: они играют. Взвешивают друг друга на весах. Маша поправилась на двести граммов, Коля на сто пятьдесят, Вася на семьдесят три, в среднем ученики прибавили…

Ему сказали: средняя арифметическая?! Во втором классе? Авантюрист!

Но поймите, все так просто: ребята меряют воду — в стакане столько-то ложек, в литре — столько-то стаканов. Играя, познают.

Скороход. Старый сельский учитель.

«Если поднимусь после болезни, дам еще несколько открытых уроков для учителей. Пишу вам об этом — порадуемся вместе. Спасибо. Большое человеческое спасибо Вам и Ване Осадчему».

Милый, бедный старик. Сколько лет, преследуемый завистниками, глупцами, упорно делал то, что считал нужным. И только теперь, к концу жизни, доказал свою правоту.

Надо дать почитать письмо Осадчему. И Лидии Павловне, которая тоже немало сделала, чтобы старый учитель смог написать эту фразу: «Я счастлив».