Встречи - [4]

На ужасном бегу в скакунах,

Что-то есть лебединое

В их изумительных шеях.

СТИХИ НА БЕРЕСТЕ

Когда на туманном болоте

Винтом поднимается дым,

Опять почему-то охота

Немного побыть молодым.

Какая высокая стая,

Какая высокая грусть,

Как будто любовь улетает,

А я без любви остаюсь…

Небесным лихим тяготеньем

Хочу навсегда заболеть,

Чтоб к сердцу вернулось уменье

Терзаться, страдать и жалеть.

ПОДСОЛНУХИ

Когда светило над землей вставало,

Нам солнца одного казалось мало —

И нас, бывало, поле привлекало

К подсолнухам!

Текла, как мед, вода реки Великой,

А над горою — миллионнолико —

Прожектора лучей летели дико

К подсолнухам!

Мы верили языческому богу:

Для счастья надо, в общем-то, немного

Иметь глаза и выйти на дорогу

К подсолнухам!

От немоты и слепоты проснуться

Еще не поздно: надо лишь рвануться

И не руками — сердцем прикоснуться

К подсолнухам!

ЗМЕЯ

Заря в погожую росу —

Всегда туманней и короче.

Я шел к медвежьему овсу

И ждал прихода белой ночи.

Когда сиянье истекло

И зелень мокрая уснула,

Змея, как черное стекло,

Перед ногою вдруг блеснула.

Единый раз за все года,

Накоротке, подробным взглядом

Я рассмотрел змею тогда,

Прижав к земле ее прикладом…

Но не прославленное зло,

Не удивительная сила —

Меня другое потрясло:

Змея божественно красива!

О ДОБРОТЕ

Дневник

Переживаний теребя,

Я вспомнил вдруг

Не радостно, а грустно

Прославленное

Письменно и устно

Умение сражаться

За себя.

Я говорю

Простейшим языком,

И вряд ли кто

Не знает этот запах

Звериных игр,

Где кровь блестит на лапах

И горло холодеет

Под клыком.

Одной победной

Доблестью звеня,

Любви других,

Герои, не ищите!

Ребячий дар —

Брать слабых под защиту —

Не покидай,

Не покидай меня!

РАБОТА

Дрова морозные

До потного угара

Колоть —

Ведь это радость, а не кара:

Прицел —

И точный выстрел колуна

По срезу, золотому,

Как луна.

Куда бы мудрость

Нас ни возносила,

Но, бог ты мой,

Какое счастье — сила:

Как не поверить

В этот светлый день,

Что гнусное диктует

Только лень.

К НАСТУПЛЕНИЮ ВЕСНЫ

Дубовый лист

На голубом снегу

Лежит, как отпечаток

Волчьей лапы.

Еще в долинах

Целина по горло —

Но взгляд уже магнитно

Тянет вверх:

Крутая ветвь

Пока обнажена,

И потому напоминает корень,

Рогатый корень

Из сырой земли

Вдруг вынутый…

Ну, а сама земля —

По остриям проталин,

По обрывам

Уже опять

До умопомраченья

Запахла страстью

Солнца и любви!

НАШ СЕВЕР

Ногами скользя, мы работу везем —

Нам нравятся наши суглинки.

Конечно, есть лучше земля — чернозем,

Но мы полюбили суглинки.

Прославлены всюду медвежьи овсы

И наш знаменитый картофель.

Растет на полянах лесной полосы

Румяный, как роза, картофель!

Бывает у нас непогода долга,

Когда начинаются грузди.

Согнутые круто в бараньи рога

Лежат под осинами грузди!

Машины грибов, а еще без конца

По вырубкам — земляника.

Крупнущая — прямо с яичко скворца —

Ступить не дает земляника!

И масло, и мед — приглядитесь всерьез —

По цвету на солнце похожи.

За пасекой — выгон, на рощу берез

Стада пестротою похожи!

А радость мужская твоя и моя,

Какую не купишь за деньги.

На рыбе озерной блестит чешуя,

Как новые медные деньги!

Ногами скользя, мы работу везем —

Нам нравятся наши суглинки.

Конечно, есть лучше земля — чернозем,

Но мы полюбили суглинки!

САМОЕ ДОРОГОЕ

Здесь запах березовой чаги

Витает по мокрым лугам,

Где зайцы белеют, как чайки,

Готовясь к метровым снегам.

Здесь люди высокого класса

Заботы несут на плечах,

Грибным запасаются мясом

И ягоды сушат в печах.

Здесь в школе мою писанину

Читают, хваля и — грозя,

Что мне, как рабочему сыну,

Писать заурядно нельзя.

Леонид Решетников ГРОЗА В СЕРЕДИНЕ МАЯ Повесть

Кировскому комсомолу посвящается

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Юлиан проснулся как всегда рано — не было еще пяти часов. Солнце не взошло, но серость утра уже исчезла, стало светло. Юлиан полежал немного с закрытыми глазами, надеясь еще подремать, но раздумал. Нашарил ногами домашние тапочки. Он сделал их сам. На днях в гости приехали дочь с зятем и внуком, по избе ходят только в тапочках. Стыдно при них шлепать босыми ногами. И Юлиан слазил на подволоку, достал старые валенки, обрезал голенища, вырезал стельки из кроличьих шкурок. Получились тапки на диво. Юлиан и сейчас порадовался своей сообразительности.

Он подошел к окну, отдернул занавеску, посмотрел на деревню. Она уже просыпалась. У соседа, через огород, в стеклах окна играли сполохи огня русской печи. Юлиан приблизился к ходикам, поддернул гирю, и в санной тиши механизм громко прошумел. Юлиан молча чертыхнулся. Хорошо, что внук Колька спал в прирубе, а дочь с мужем в сенях, в пологе. Они люди городские, в пять часов вставать непривычные.

Юлиан бесшумно, только чуть скрипнула половица, прошел в прируб, остановился возле кровати, на которой спал Колька. Из-под одеяла торчали белые, не как у деревенских ребятишек, пятки. Юлиан обернул их углом одеяла: как бы не разбудили мухи, утром они чересчур назойливы. Хотел уйти, но, вспомнив, как внук его удивил еще в день приезда, остановился, вгляделся в лицо мальчугана.

Лида, единственное детище Юлиана, выпорхнула из родительского крова сразу же после восьмилетки. Сначала в областном центре закончила техникум связи, потом по направлению уехала еще дальше — аж на самый север, в город Архангельск. Через каких-нибудь полгода — бах! — приглашение на свадьбу. В общежитии, дескать, будет свадьба, комсомольско-молодежная. Юлиан не поехал. Не потому, что денег пожалел на дальнюю дорогу или не одобрял столь быстрого замужества. Дело было совсем в другом. Этой же зимой пригласили Юлиана на районный слет выпускников школ и попросили, как старейшего комбайнера, выступить с трибуны. Выступление подготовить ему помогал молодой паренек из райкома комсомола. Он попросил Юлиана призвать ребят оставаться в родном селе. Юлиану было неловко делать это, ведь единственная дочь, и та увильнула в город. Но отказаться не мог.