Встречи, которых не было - [9]
Размышляя об истории XVII столетия, убеждаешься, что жизнь, тогда имела два полюса. На одном из них находились туземцы и рядовые землепроходцы, а на втором полюсе, противоположном, — те, кто грабил и тех и других: воеводы, купцы, ростовщики-заимодавцы. Основной конфликт эпохи, конфликт между народом и власть имущими, был так же типичен для Сибири, как и для всего Московского государства. И вот что еще приходит на ум. В XVII веке завершается процесс закабаления крестьян на Руси. Протестуя против крепостнического режима, крестьяне восставали: в 1603 году — под предводительством Хлопка, в 1606–1607 годах — под руководством Болотникова. Следующее же крупное восстание приходится на 1667–1671 годы, — это восстание Степана Разина. А в промежутке между этими крестьянскими войнами те же крестьяне, простолюдины, прошли от Урала до берегов Тихого океана. И думается, что одной из причин того, что в течение шестидесяти лет на Руси не было крупных восстаний, является следующий факт: Сибирь «оттягивала» самых неспокойных, самых инициативных и свободолюбивых людей. В какой-то степени покорение Сибири можно приравнять к восстанию, очень своеобразному «восстанию, направленному в пространство», если так позволительно выразиться. Вольнолюбивые устремления целых слоев народа получали иной, выход, исторически оказались направленными на освоение огромной, слабо обжитой страны — Сибири… И многих прославленных вожаков-землепроходцев нетрудно представить и в другой роли — в роли главарей восставших…
В нашей символической картине Иван Москвитин обозревает Охотское море с перевала на Прибрежном хребте. Это неточно.
Отряд Москвитина иначе вышел на побережье.
Восемь суток шел Москвитин с товарищами по Алдану до реки Маи, а вверх по Мае вплоть до волока пробирался семь недель, «а из Маи реки малою речкой до прямого волоку в стружках шли шесть ден, а волоком шли день ходу, а вышли на реку Улью на вершину…». Коротенькая фраза «волоком шли день ходу» означает, что казаки «всего-навсего» перевалили через хребет Джугджур, который уже давно видели издалека, и спустились в широкую межгорную долину, отделяющую Джугджур от Прибрежного хребта. Там, на берегу небольшой речки Ульи, которую им суждено было прославить, казаки разбили очередной лагерь, и дымки первых походных костров потянулись к небу в лесном краю, еще не посещавшемся русскими.
О том, что произошло дальше, отписка сообщает в высшей степени лаконично; «…да, тою Ульею рекою шли вниз, стругом плыли восьмеры сутки». Итак, казаки погрузились в струги — плоскодонные речные суда, очевидно неплохо послужившие землепроходцам, хотя историки явно отдают предпочтение морским кочам, и поплыли вниз по реке, почти не представляя себе, куда она течет, и совершенно не зная, что ждет их за ближайшим поворотом. В верхнем течении Улья спокойна, и струги легко скользили по ее неглубокой воде. Нехоженая тайга подступала к берегам; в чаще ее могли скрываться воинственные тунгусы (так тогда называли эвенков), и казаки зорко посматривали по сторонам. Неожиданно Улья круто повернула к востоку, вплотную к реке подступили горы, впереди послышался хорошо знакомый казакам рев воды на порогах и шиверах. Долина сузилась, река клокотала, с огромной скоростью увлекая лодку в неизвестное; казаки, работая шестами и веслами, ловко обходили выступающие из воды камни…
Но очевидно, струги все-таки пострадали, потому что казакам пришлось построить новое, более крупное и более совершенное судно — лодию. Это можно заключить по следующей фразе, содержащей, между прочим, и сообщение о… крупнейшем географическом открытии; «…и на той же Улье реки, сделав лодью, плыли до устья той Ульи реки, где она пала в море, пятеры сутки»[2].
Вот и все. Но зато какой простор для запоздалых восторгов в наше время!.. Давайте попробуем представить себе, как это произошло… Пороги и шиверы остались позади; смирившаяся Улья вновь лениво ползет меж низких, заросших тайгой берегов. А по Улье плывет новая, только что построенная, еще крепко пахнущая смолой лодия. Казаки вглядываются в даль, надеясь увидеть очередной торный хребет, но ничего, кроме низкого водянистого неба, не удается увидеть даже самым зорким из них; не без удивления обсуждают они между собой это странное событие. В самом деле, уж они-то поплавали по рекам, и всегда за одним горным хребтом следовал другой, порой еще более высокий. Уж не попали ли они в новую, никому неведомую страну, где нет гор, а по лесам в неисчислимом количестве бегает живая «мягкая рухлядь» — маленькие юркие соболи?.. С востока сначала еле слышно, а потом все отчетливее и отчетливее стал доноситься глухой непонятный рокот — вроде бы вода шумит, да как-то странно — не так ревет она на речных порогах… Казаки перестают грести и на всякий случай готовят пищали. Отливное течение незаметно подхватывает лодию и несет ее дальше, туда, где рокочет что-то непонятное… Лес кончился, тайга отступила от реки, густой кустарник еще тянется по берегам, но потом и он исчезает. Берега реки теперь очень странные, таких еще не приходилось видеть казакам: высокие, и сложены они округлыми серыми голышами — камушек к камушку… И вдруг впереди заколыхалось что-то огромное, темное. Казаки выскакивают на берег; перед ними открывается необозримый морской простор…
