Встречи, которых не было - [10]

Да, конечно, казаки XVII века — народ далекий от сентиментальности. Да, конечно, они не понимали и не могли понять исторического значения своего подвига. И все-таки, я думаю, они были взволнованы видом океана. Это потом, когда составлялся официальный документ — отписка, сообщение об открытии вылилось в такую непритязательную, короткую строчку. Но ведь они, эти казаки, были жителями Томска или Красноярска, уроженцами Великого Устюга, Соли Вычегодской или Москвы, они слышали про «море-окиян» только в далеком детстве, в бабушкиных сказках, да недавно узнали из скупых рассказов якутов, что оно, это море, находится где-то поблизости… Представьте себе, как эти суровые бородачи стояли, опершись на пищали, и смотрели на крутые волны, разбивающиеся о берег, а ветер с моря шевелил их курчавые бороды и длинные, нестриженые волосы, выбившиеся из-под островерхих меховых шапок…

В устье Ульи Москвитин с товарищами срубил зимовье и хорошенько укрепил его, превратив в небольшой острог, — не потребовалось много времени, чтобы казаки убедились в многолюдности новооткрытых мест, а они слишком хорошо знали, какие события могут из этого проистечь.

Итак, казаки спешно строили зимовье и вели разведку. Вот тут-то им пришлось поудивляться, да по-настоящему, — даже по скупой отписке чувствуется, как были поражены они увиденным. Обнаружили казаки, что попали они в края изобильные, что много тут и соболя и всякого другого зверя, но больше всего рыбы, да не какой-нибудь мелюзги, а крупной, жирной — такой в Сибири они не видывали. И валяется этой рыбы на берегу «что дров» (сравнение не мое, а Колобова. — И.3.), «и ту лежачую рыбу ест зверь — выдра и лисицы красные». Казаки и сами видели, как выбрасывает эту рыбу на берег «быстредью» — быстрым течением. Попробовали они забросить невод и, как в сказке, забросить забросили, а вытащить не смогли! Рыбы в невод набилось столько, что осилила она казаков, и впустую закончилась неводьба — пришлось рыбу выпустить да потом еще невод чинить.

На это обстоятельство следует обратить особое внимание, потому что в отписке товарищей Москвитина содержатся самые первые в нашей науке сведения о тихоокеанском лососе. Да, рыба, столь поразившая казаков своими размерами, относится к лососевым: это кета, горбуша, кижуч, мальма (последняя размером поменьше других). Что касается почти фантастического изобилия ее, то и оно объясняется довольно просто. Дело в том, что все эти виды лососевых принадлежат к так называемым проходным рыбам. Они выводятся в реках, живут в море, а метать икру возвращаются снова в реки. Теперь ученые установили, что рыба, проплавав два — четыре года в море, возвращается на нерест, повинуясь почти необъяснимому чутью, именно в ту реку, в которой вывелась. И летом, в период нереста, к устьям рек собирались люди и лесные обитатели ловить жирную икряную рыбу…

Но не только и не столько рыба поразила казаков. Больше всего их удивили местные жители — ламуты, или эвены. Ранее казаки странствовали по тем районам Сибири, где местные жители давно уже платили ясак. А охотские эвены жили по своим законам и не подозревали о существовании «государя всея Руси», которому нужно платить дань соболиными шкурками. Казаки в своей отписке назвали свободолюбивых эвенов «дикими людьми»: им и на самом деле показалось странным, что существуют вольные племена, еще никому не платившие дани. Удивительно, не правда ли, чтобы люди жили по-своему, как хочется!..

Казаки постарались убедить эвенов добровольно платить ясак, но те отказались и решили избавиться от непрошеных гостей. Несколько раз подступали ламуты, собираясь по две-три сотни сразу, к острожку, шли на приступ, но взять его не смогли: войско их не знало боевых порядков, а оружие у ламутов — и стрелы, и копья, и рогатины — было костяным, и только у некоторых имелись «пальмы» — ножи, привязанные к палкам; даже топоры у них были каменные и костяные.

Бои эти закончились тем, что казаки захватили в плен нескольких аманатов — заложников. Аманатам набили на ноги колодки и посадили в «казенную избу».

Ламуты сделали из этого правильные выводы. Восемь родов сговорились между собой и «скрадом» напали на острог в то время, когда большая часть казаков на плотбище строила кочи. Ламуты вломились в острожек, покололи пальмами стражника, охранявшего аманатов, и те бросились к родичам, волоча за собой колодки. Но в это время одному из казаков удалось убить знатного «князца», и боевой порядок ламутского войска нарушился. По словам казаков, «те-де тунгусы учали над ним всеми людьми плакать», а пока они плакали, с плотбища подоспела помощь, захваченные врасплох казаки одели куяки и дружно бросились на неприятеля, погнали его и захватили в плен еще семь человек, в том числе одного «знатного мужика».

Казаки провели на побережье Охотского моря целый год. А на следующее лето они поставили на кочах прямые ровдужные паруса (из сыромятной кожи) и, разделившись на два отряда, бесстрашно «побежали» по морю. Первый отряд направился на север, второй — на юг. Сам Москвитин отправился с южным отрядом, намереваясь достичь устья Амура и тех мест, где живут «бородатые доуры», — о них рассказывали ему пленные охотские эвены. Но до устья Амура Москвитин не добрался из-за голода. Позднее Колобов сообщил, что «то-де Амурское устье они видели через кошку», но это, разумеется, ошибка: спутать широкий Амурский лиман с обычной рекой невозможно. Судя по всему, отряд Москвитина достиг устья реки Уды, что впадает в Охотское море напротив Шантарских островов. А северный отряд добрался до Тауйской губы и устья реки Тауи.