Встречи и воспоминания: из литературного и военного мира. Тени прошлого - [24]
VII
В пороховом погребе. – Поставщик подвод. – Инструкция. – Конвой и путь-дорога. – Постоялые дворы. – Метель. – Сближение с крестьянами. – Обозы и извозчики. – Рассказ извозчика на постоялом дворе
Странное и отчасти жуткое чувство испытал я, когда, наконец, получив предписание от начальника порохового парка приступить к приему, спустился в первый раз в пороховой погреб, где справа и слева стояли рядами новенькие бочонки, заключавшие в себе каждый по три пуда пороха. Смотритель склада предупредил меня, чтобы я, если имею при себе спички, оставил их вне погреба и, попросив затем надеть на ноги войлочные калоши, пригласил спуститься вниз. Так как в некоторых бочонках не хватало иногда нескольких фунтов до полного положенного по правилам веса (в 3 пуда), то из запасного бочонка досыпали недостающее количество фунтов, и затем бочонок закупоривался, обертывался рогожей и ставился в сторонку в уголок, для меня, собственно. Пороховая пыль при этом носилась в воздухе над тем местом, где шла работа, освещаемая лишь небольшим оконцем, вделанным вверху погреба, в его земляной крыше. Прием этот занял у меня весь день, который, как зимний был очень короткий. На другой день пришлось вновь ехать за город, в тот же парк за приемкою свинца, листонов, графита, потребного при вставке чашечек в пули, и это тоже заняло весь второй день. Затем начальник парка пригласил меня и нескольких моих товарищей по приему к себе и снабдил нас инструкциями и устными и печатными: как мы должны были ехать и оберегать этот опасный транспорт от всевозможных случайностей – от воровства, от огня и наводнения, от случайностей дождя и пр. Тут же мы увидели у полковника какого-то подрядчика-купца, калужанина, который должен был поставить нам подводы под кладь и условиться с нами о времени нагрузки транспортов и их выступлении в путь, который был не ближний, так, например, мне до Чембара предстояло проехать почти тысячу верст (а во вторую командировку, до Кузнецка Саратовской губернии много более).
В числе главных правил полученной мною инструкции было два: во-первых, никуда и ни под каким предлогом не отлучаться от транспорта; во-вторых, не дозволять извозчикам въезжать на постоялые дворы или даже выпрягать лошадей на улице вблизи этих дворов: мы должны были останавливаться и оставлять наш транспорт под прикрытием часовых не ближе ста сажен от околицы. Для караула и сопровождения транспорта в мое распоряжение назначались особые воинские команды из девяти рядовых при унтер-офицере, которые я должен был сменять в каждом губернском городе по пути следования транспорта, то есть приняв команду в Калуге, должен был переменять ее в Туле, Рязани, Тамбове и Пензе. Днем конвойные должны были наблюдать за общим порядком следования транспорта, требовать, чтобы встречные сворачивали с дороги, чтобы никто не курил вблизи пороховых бочонков, не присаживался бы на подводы и пр., а ночью у транспорта должны были стоять часовые по три человека, сменяемые обыкновенно через каждые два часа. На переднем возу транспорта развевался красный флаг, обозначавший, что наш «обоз» – казенный и опасный. Число верст в день нам полагалось делать по усмотрению, глядя по удобствам пути и по погоде.
По счастью, у меня был хороший помощник в лице унтер-офицера Савельева, взятого мною из Чембара, из нашего стрелкового батальона: он деятельно следил за соблюдением данной мне инструкции и за правильностью караула при транспорте; сам же я ехал обыкновенно позади транспорта, в простых крестьянских санях, на которых сверху была прилажена так называемая «кибитка» для защиты от ветра и снега, обитая рогожами. Вот в такой-то кибитке, запряженной парою лошадей, принадлежавших подводчикам, я должен был проехать шагом по большим и проселочным дорогам тысячу верст, останавливаясь уже не на почтовых станциях, как это было по дороге в Калугу, а на постоялых дворах, содержимых ловкими и более или менее зажиточными «дворниками» из крестьян. При этом очень часто случалось, что по неимению чистой половины, которая оказывалась холодною, мне доводилось помещаться в одной общей избе с извозчиками, сопровождавшими как мой транспорт, так равно и другие обозы, заезжавшие на этот двор кормить лошадей днем или ночевать. Эта дорога, длившаяся три недели, была хорошею для меня школой: я столько наслушался интересного на постоялых дворах и так близко увидел нашего несчастного крестьянина, что уже во всю дальнейшую мою службу и жизнь стал относиться к мужику иначе, с тою любовью и уважением, которых заслуживал этот вечный труженик, этот великий страстотерпец русской земли!.. Не следует забывать, что мое странствие происходило в начале 1860 года, когда было в полной силе крепостное право, и когда крестьяне, приниженные и разоренные, ждали со дня на день отмены этого ужасного права, о чем ходили уже усиленные толки по всей Руси, не исключая самых глухих деревень и хуторов.
