Встречаются во мраке корабли - [2]

Мы видим Павла-психолога за работой, ведущейся согласно заранее продуманной, научно обоснованной тактике: сперва добиться, чтобы Эрика хотя бы приучилась, не перебивая, слушать собеседника, потом — чтобы заговорила сама, и, наконец, попытаться вызвать на откровенность. И как радостно услыхать вдруг голос подопечной, лишенный обычной нарочито небрежной, вызывающей интонации!

Это его первое серьезное испытание как психолога, стоившее ему неимоверного напряжения и выдержки. И первый жизненный урок. Ведь Павел познал и горечь промахов, поражений. Например, в Закопане, куда он увлек Эрику покататься на лыжах, внезапное появление зловредной Альки едва не обернулось непоправимой трагедией. Эрика разочаровывается в Павле, отвергает его дружбу. Но общение с юношей не проходит для нее бесследно. Снова оставшись одна «в океане жизни», она ждет уже от кого-то дружественного, ободряющего сигнала.

Повесть Зофьи Хондзыньской посвящена нелегкой коллективной борьбе за Эрику, ибо в судьбе ее принимают участие разные люди. При самом строгом подходе мы не обнаруживаем в причудливом течении этой борьбы ни фальши, ни натяжек. Это кропотливый, будничный труд, требующий терпения, огромного такта, самоотречения. Необходима тут и особая дипломатия, гибкость, предусмотрительность, иначе неизбежны срывы. Необходима душевная щедрость, которой, в частности, обладает умудренная житейским опытом Ядвига, принявшая эстафету добрых дел от Павла, пока что по молодости лет — более удачливого теоретика, чем практики. Характерно, что в борьбе за Эрику сливаются коллективные усилия представителей разных поколений, как бы дополняющие друг друга. Этот принцип коллективизма — одна из ярких черт социалистического образа жизни, утверждаемого польской писательницей. Причем утверждаемого а полемике с теми западными литераторами, которые провозглашают непреложным, вневременным и общечеловеческим законом непримиримый конфликт между молодежью и старшими.

И тихом загородном домике Ядвиги царит самая благоприятная атмосфера, заставляющая Эрику думать, критически переоценивать свое поведение времен вроцлавского «бунта». И это весьма существенно. Незрелое юное существо, невзлюбившее в своей ослепленности родное гнездо, готовое бежать оттуда на край света, упрямо отрицающее значение любого человеческого крова, важно под этот кров вернуть, пробудить к нему доверие и привязанность. Ведь с приятия этой немудреной ценности начинается понимание и приятие куда более важных факторов, таких, как твое место в жизни, родина и твой долг перед ней.

Эрика постепенно оттаивает, тянется сердцем к Ядвиге. «…С каждой минутой, — прослеживает писательница пробуждение героини повести, — убеждалась она в том, что непостижимая связь между ними (Ядвига тоже это чувствовала) все более крепнет, и в ней нет ничего болезненного, никаких острых углов. Она знала, что хочет, должна однажды рассказать Ядвиге все, выкинуть это из себя, вырвать с корнем, хотя бы для того, чтобы освободить место для какой-то иной жизни, которую тогда лишь способна будет воспринять. Но сперва ей что-то нужно было от Ядвиги. Что именно — она точно не знала, какое-то доказательство доверия, уверенности, что она, Ядвига, выслушает ее не как обиженного ребенка, а как человека, который понял свои ошибки и вправду готов начать с нового абзаца. Точка — и с красной строки…»

«Точка — и с красной строки» — это любимое выражение Ядвиги, которое становится как бы программным лозунгом обновляющейся Эрики. Она предчувствует, что добрая женщина чем-то одарит ее. И этим подарком оказывается рассказ о неотъемлемой обязанности каждого человека творить добро, об извечной цепи благодеяний, совершаемых нами друг для друга, к которой подключаются все новые и новые люди и одним из звеньев которой навсегда остается для Ядвиги советский солдат-освободитель, спасший ее когда-то вместе с маленьким сыном от голода. Собственно, Ядвига одаривает Эрику сознанием необходимости быть причастной к этой вот благородной повинности бескорыстных гуманистов.

Повесть «Встречаются во мраке корабли» — о добрых людях, живым примером зажигающих сердца, о всепобеждающей силе доброты.

М. Игнатов

Он бездумно вслушивался в шум поезда. Удивительное дело, в меняющийся ритм колес ложится и музыка Баха, и поп-музыка… Та-та-тата-та-та или тата-та-тата-та… В отличие от большинства студентов, он предпочитал самолету поезд: образуется этакая брешь во времени, когда ничто не обязательно, — не живешь, не читаешь, даже не думаешь, но что-то все равно происходит помимо тебя. Уезжая, он сказал Альке: «Привет, приеду — позвоню». Но теперь, глядя на изломы полей за окошком, подумал, что звонить, пожалуй, не станет. Ее он этим никак не обидит, у нее и без того хвост поклонников, а себя… Она и сейчас все так же элегантна и изящна, как в ту пору, когда они стали встречаться, но… Это «но» раскрывалось просто. Она была хороша собой, но он не любил ее и потому не мог не замечать ее дурного характера. Впрочем, это бы еще ладно, хуже было то, что она постоянно окатывала его ушатом ледяной моды, а такое кому же понравится? Ну, верно, он легко приходит в восторг, ну, верно, он «непрактичный», но ее «практичная» и прозаическая натура ему противопоказана. Словом, нечего тянуть канитель, надо решиться. Они уже не раз рвали с Алькой, но, стоило ему позвонить, она возвращалась как ни в чем не бывало. Ведь и он для нее тоже не более чем развлечение: где уж там любовь — так, «свой мальчик». Вот он и откажет ей — ну и себе заодно — в этом развлечении. Нельзя быть с человеком, который постоянно подрывает в тебе какие-то жизненно важные основы. Нельзя изучать психологию, заранее предполагая, что занятие это бесполезное, что люди не способны найти общий язык, понять, помочь друг другу. Неправда, черт возьми! Но Алька упорно твердила это с самого начала их знакомства. Да, с самого начала она была скептически настроена на любую тему, даже на тему их зарождающейся «любви»… Да только это не любовь была, в том-то и суть, что никакая это была не любовь… «Пока что», — иронически говорила она с первой же минуты. «Пока что»… Может, так оно и есть, но если предполагать это заранее… Словом, оба мы преспокойно переживем расставание. Пожалуй, и объясняться не стоит, не позвоню — и дело с концом.