Встреча в Вальядолиде - [2]

Шрифт
Интервал

— Да оно у тебя вечно восстает. Смотри, с какой кислой миной этот поп благословляет грядущий лживый мир. Окропляет гнилой, но несомненно святой водицей… Дело сделано.

— Все только начинается. И мой живот этого не выдержит.

Благородных делегатов привели к обветшалому дворцу, с которого клочьями облезала штукатурка. На стенах мелом или красками были намалеваны приветствия в честь британских еретиков: VIVA LA PAZ — UNOS DIAS и A BAJO LOS INGLESES, «ДА ЗДРАВСТВУЕТ МИР НА ОДИН ДЕНЬ!» и «ДОЛОЙ ИНГЛЕСЕС!» Дон Мануэль, улыбаясь, подъехал к королевским комедиантам.

— Полагаю, вы и не рассчитывали, что вас тут встретят с фанфарами, — сказал он. — Однако, наш поэт Гонгора славно поработал. Он пишет так, будто переговоры уже состоялись. — Рукою в изящной перчатке переводчик держал лист бумаги. — Поскольку кастильского наречия вы не разумеете, я переведу:

Мы представим вам пиесу,
Праздник лжи зовем фиестой!
Эй, легаты и шпионы,
Ждете милости хвалёной?
Божьей милости? Ха-ха!
Кто из нас тут без греха?
Попы — богатеи, а мы — бедняки,
В карманах гремят одни медяки.
Нам что мир, что война —
будь ты трижды послом,
Не смеши Дон Кихота
и Санчо с ослом.

Что-то в этом роде. Простите мой дурной английский. Перевел, как сумел…

— А кто такие эти Дон и Санчо? — спросил Уилл.

— Разве вы не знаете? А ведь я, будучи в Лондоне, познакомился с господином по имени Шелтон — он трудится над переложением этой книги на английский. Впрочем, работать ему долго. Очень длинный роман.

— Роман? — повторил Бёрбедж. — Что такое роман?

— Повествование. Но не жалкий рассказик на две странички, которым английские дамы скрашивают свой досуг. Досуга-то у них хоть отбавляй, и на роман бы хватило, да у вас их не пишут. Роман — это огромная книга, вот такущая! И она еще не завершена. Кстати, автор живет неподалеку. В собственном доме. Что касается Дона и Санчо с ослом, вы увидите их завтра на арене, перед корридой.

— Коррида? — Уилл поморщился от отвращения. — Забой быков?

— Отчего же забой? Честный бой! Поединок между быком и человеком. Бык далеко не всегда погибает. Мы изобрели сложный ритуал, свели воедино митраистские и христианские традиции. Случается, и человека бык забодает, кишки ему выпустит. Значит, человек предлагает себя Богу. В жертву. А другой раз жертва — бык. Вот кому всегда достается, так это лошадям. Поэтому на корриду только старых кляч и берут. Чахлых росинантов.

— Что еще за росинанты? Вы в который раз повторяете…

— Завтра Дон Кихот будет верхом на Росинанте. Сами увидите.

— Ненавижу, когда издеваются над лошадьми, — воскликнул Уилл. — Лошадь — это продолжение человека, его часть! Все мы — кентавры. Не пойду я на вашу корриду.

— Пойдешь, Уилл, никуда не денешься, — сказал Бёрбедж. — Посланник лорда Чемберлена пересчитает нас по головам. Мы тут на службе, у нас обязанности.

— Наблюдать мучения лошадей? Я ехал в Испанию не за этим!

— В Испании случаются мучения пострашнее, — заверил его Дон Мануэль. — Инквизиция творит с еретиками такие ужасы, в сравнении с которыми выпотрошенная лошадь — ничто. Мушиная возня. Или мышиная.

— Дайте же мне ячменного отвара, — простонал Уилл. — Мне дурно.

— Пойдемте! — Дон Мануэль сочувственно улыбнулся. — Гостиницу к вашему приезду если не выскоблили дочиста, то уж точно подмели. В постельном белье практически нет блох. Отдохните с дороги. Я велю прислать вам красного вина и давленых валенсийских апельсинов. Лучшее средство от дурноты.

Пока Уилл лежал, не сдернув покрывала, на кровати, которую ему предстояло делить с Диком Бёрбеджем, а младшие члены делегации рыскали в поисках смазливых испанских мальчиков или мавританских проституток, пришел слуга графа Рэтленда и объявил о предстоящих развлечениях. Выяснилось, что вечер им надлежит провести в Большом зале университета, где состоится представление по пьесе никому не известного автора по имени Лопе де Вега, а следом будет сыграна комедия самого господина Шакспеаре. Так что времени у них в обрез: надо срочно сократить пьесу, чтобы публика не заскучала.

— Это безумие, — сказал Бёрбедж. — Часть публики не знает испанского, а остальные английского. Лучше бы устроить театр масок! Пантомиму про дружбу испанцев с англичанами. Бен, будь он с нами, тотчас придумал бы эдакую штучку. Эдакая штучка была бы очень кстати… Ну, что играем?

— Что попроще, — ответил Уилл. — Народные сцены из «Кошмаров в зимнюю ночь». А о Бене Джонсоне больше ни слова. Он бы, разумеется, придумал тебе пантомиму. Как раз к возобновлению войны, не раньше. Бен сочиняет стихи, точно кирпичи укладывает. Думает, на вершину Парнаса можно по стремянке влезть.

— Умора. Кто это сказал?

— Пока никто. И в лицо ему это говорить не стоит. Пузо у Бена, что твоя гора, но кинжал всегда наготове. Орудует им куда ловчее, чем словами.

— Если мы покажем народные сцены, испанцы решат, что мы — скоморохи сиволапые, деревенщина. Давай-ка нарядимся получше, если конечно морской воздух и соленая ванна не испортили наши костюмы. Блеснём остроумием и красноречием! Сыграем картины из благородной жизни, например, «Что угодно» или «Как вам это понравится». Хотя последнее название по нынешним временам не годится. Испанцы сочтут за намек, будто мир придется им не по вкусу.


Еще от автора Энтони Берджесс
Заводной апельсин

«— Ну, что же теперь, а?»Аннотировать «Заводной апельсин» — занятие безнадежное. Произведение, изданное первый раз в 1962 году (на английском языке, разумеется), подтверждает старую истину — «ничто не ново под луной». Посмотрите вокруг — книжке 42 года, а «воз и ныне там». В общем, кто знает — тот знает, и нечего тут рассказывать:)Для людей, читающих «Апельсин» в первый раз (завидую) поясню — странный язык:), используемый героями романа для общения — результат попытки Берждеса смоделировать молодежный сленг абстрактного будущего.


1985

«1984» Джорджа Оруэлла — одна из величайших антиутопий в истории мировой литературы. Именно она вдохновила Энтони Бёрджесса на создание яркой, полемичной и смелой книги «1985». В ее первой — публицистической — части Бёрджесс анализирует роман Оруэлла, прибегая, для большей полноты и многогранности анализа, к самым разным литературным приемам — от «воображаемого интервью» до язвительной пародии. Во второй части, написанной в 1978 году, писатель предлагает собственное видение недалекого будущего. Он описывает государство, где пожарные ведут забастовки, пока город охвачен огнем, где уличные банды в совершенстве знают латынь, но грабят и убивают невинных, где люди становятся заложниками технологий, превращая свою жизнь в пытку…


Механический апельсин

«Заводной апельсин» — литературный парадокс XX столетия. Продолжая футуристические традиции в литературе, экспериментируя с языком, на котором говорит рубежное поколение малтшиков и дьевотшек «надсатых», Энтони Берджесс создает роман, признанный классикой современной литературы. Умный, жестокий, харизматичный антигерой Алекс, лидер уличной банды, проповедуя насилие как высокое искусство жизни, как род наслаждения, попадает в железные тиски новейшей государственной программы по перевоспитанию преступников и сам становится жертвой насилия.


Сумасшедшее семя

Энтони Берджесс — известный английский писатель, автор бестселлера «Заводной апельсин». В романе-фантасмагории «Сумасшедшее семя» он ставит интеллектуальный эксперимент, исследует человеческую природу и возможности развития цивилизации в эпоху чудовищной перенаселенности мира, отказавшегося от войн и от Божественного завета плодиться и размножаться.


Семя желания

«Семя желания» (1962) – антиутопия, в которой Энтони Бёрджесс описывает недалекое будущее, где мир страдает от глобального перенаселения. Здесь поощряется одиночество и отказ от детей. Здесь каннибализм и войны без цели считаются нормой. Автор слишком реалистично описывает хаос, в основе которого – человеческие пороки. И это заставляет читателя задуматься: «Возможно ли сделать идеальным мир, где живут неидеальные люди?..».


Влюбленный Шекспир

Эта книга — о Шекспире и его современниках, о поэзии и истории, но прежде всего она — о любви. Английский писатель Энтони Берджесс известен у нас как автор нашумевшего «Заводного апельсина», но и его роман о Шекспире может произвести впечатление разорвавшейся бомбы. Иронически переосмысливая, почти пародируя классический биографический роман, автор наполняет яркими событиями историю жизни Шекспира, переворачивая наши представления о великом поэте, о его окружении. Парадоксальным образом Берджесс вдыхает жизнь в хрестоматийные образы самого Короля сонетов, его жены Анны и даже таинственной Смуглой леди, личность которой до сих пор остается загадкой.


Рекомендуем почитать
Письмена на орихалковом столбе

Вторая книга несомненно талантливого московского прозаика Ивана Зорина. Первая книга («Игра со сном») вышла в середине этого года в издательстве «Интербук». Из нее в настоящую книгу автор счел целесообразным включить только три небольших рассказа. Впрочем, определение «рассказ» (как и определение «эссе») не совсем подходит к тем вещам, которые вошли в эту книгу. Точнее будет поместить их в пространство, пограничное между двумя упомянутыми жанрами.Рисунки на обложке, шмуцтитулах и перед каждым рассказом (или эссе) выполнены самим автором.


Прекрасны лица спящих

Владимир Курносенко - прежде челябинский, а ныне псковский житель. Его роман «Евпатий» номинирован на премию «Русский Букер» (1997), а повесть «Прекрасны лица спящих» вошла в шорт-лист премии имени Ивана Петровича Белкина (2004). «Сперва как врач-хирург, затем - как литератор, он понял очень простую, но многим и многим людям недоступную истину: прежде чем сделать операцию больному, надо самому почувствовать боль человеческую. А задача врача и вместе с нимлитератора - помочь убавить боль и уменьшить страдания человека» (Виктор Астафьев)


Свете тихий

В книгу «Жена монаха» вошли повести и рассказы писателя, созданные в недавнее время. В повести «Свете тихий», «рисуя четыре судьбы, четыре характера, четыре опыта приобщения к вере, Курносенко смог рассказать о том, что такое глубинная Россия. С ее тоскливым прошлым, с ее "перестроечными " надеждами (и тогда же набирающим силу "новым " хамством), с ее туманным будущим. Никакой слащавости и наставительности нет и в помине. Растерянность, боль, надежда, дураковатый (но такой понятный) интеллигентско-неофитский энтузиазм, обездоленность деревенских старух, в воздухе развеянное безволие.


Ого, индиго!

Ты точно знаешь, что не напрасно пришла в этот мир, а твои желания материализуются.Дина - совершенно неприспособленный к жизни человек. Да и человек ли? Хрупкая гусеничка индиго, забывшая, что родилась человеком. Она не может существовать рядом с ложью, а потому не прощает мужу предательства и уходит от него в полную опасности самостоятельную жизнь. А там, за границей благополучия, ее поджидает жестокий враг детей индиго - старичок с глазами цвета льда, приспособивший планету только для себя. Ему не нужны те, кто хочет вернуть на Землю любовь, искренность и доброту.


Менделеев-рок

Город Нефтехимик, в котором происходит действие повести молодого автора Андрея Кузечкина, – собирательный образ всех российских провинциальных городков. После череды трагических событий главный герой – солист рок-группы Роман Менделеев проявляет гражданскую позицию и получает возможность сохранить себя для лучшей жизни.Книга входит в молодежную серию номинантов литературной премии «Дебют».


Русачки

Французский юноша — и русская девушка…Своеобразная «баллада о любви», осененная тьмой и болью Второй мировой…Два менталитета. Две судьбы.Две жизни, на короткий, слепящий миг слившиеся в одну.Об этом не хочется помнить.ЭТО невозможно забыть!..