Встреча [= Свидание] - [26]

Потом я подумала о тексте того коротенького объявления, которое Каролина прочла мне по телефону, когда звонила, чтобы сообщить час прибытия своего поезда. Поскольку я искала приработок к стипендии, то решила сходить по адресу, указанному в этом странном предложении, которое моя приятельница нашла в экологическом еженедельном журнале. Но я так долго сегодня спала, что если желала явиться туда в назначенное время, то следовало бы уже собираться.

Я пришла ровно в половину седьмого. Было уже почти совсем темно. Ангар не заперт. Я толкнула дверь, на которой не было замка, и вошла.

Внутри было тихо. В слабом свете, проникавшем сквозь мутные стекла трудно было различить окружавшие меня предметы, наваленные повсюду как попало и, видимо, уже никому не нужные.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я наконец заметила мужчину, стоявшего прямо передо мной. Не вынимая рук из карманов плаща, он неподвижно смотрел на меня, не говоря ни слова, не выказывая ни малейшего желания со мной поздороваться.

Я решительно к нему направилась…

Надежда Бунтман Неизменное место встречи

Rendez-vous. Почему книга называется именно так, а не иначе? В заголовке любого художественного произведения — ключ к пониманию всего текста. Чтобы добраться до разгадки, стоит начать с рассказа об истории создания этого необычного романа-учебника (или учебника-романа — кому как больше нравится).

В 1980 году профессору Калифорнийского университета Айвону Ленарду, опытному методисту и преподавателю французского языка как иностранного, надоело мучиться, подбирая материал для работы: тексты писателей классиков оказывались слишком сложными «не столько за счет мудреных идей, сколько из. — за недоступных стиля и лексики». А то, что предназначалось специально для хрестоматий и полностью удовлетворяло методическим и дидактическим требованиям, не представляло никакой литературной ценности. Тогда возникла идея встретиться с Аленом Роб-Грийе, уже всемирно известным французским писателем, работавшим в то время в Соединенных Штатах, и обратиться к нему за помощью. Ленард со знанием дела выстроил порядок, в котором должны были следовать различные трудности: грамматические, лексические, синтаксические, культурологические. Роб-Грийе ощутил предложенную прогрессию как основу для организации не только художественных приемов, но и структуры самой повести. Роман начинается с повествования в настоящем времени, а заканчивается сложнейшими конструкциями с деепричастиями, придаточными предложениями, философскими рассуждениями и скрытыми цитатами, иначе говоря, интертекстом. Помимо прочего, восемь глав соответствовали восьми неделям обычного триместра в американских университетах.

В предисловии к вышедшей книге Роб-Грийе признался, что, несмотря на жесткие ограничивающие рамки, сочинял роман с большим удовольствием, и добавил, что Флобер и Набоков, по всей вероятности, охотно приняли бы участие в разработке подобной программы.

В истории французской литературы известно немало примеров, когда авторы сознательно ограничивали себя не только объемом, сюжетом и композицией, но и гораздо более формальными рамками. Наибольшую славу в оригинальности лингвистических игр снискали представители группы OULIPO, в частности Раймон Кено и Жорж Перек. Так, в 1947 году Раймон Кено публикует «Стилистические упражнения» — 99 вариантов одного и того же коротенького эпизода, а в 1969 году его единомышленник Жорж Перек пишет роман «Пропажа», умудрившись ни разу не употребить в тексте букву «е»! отнюдь не самую редкую. Истинная литература — это полная свобода, а значит и свобода самоограничения.

Сложно сказать, что же в итоге получилось у Роб-Грийе — роман или учебник. Во всяком случае, то ли для того, чтобы все разъяснить, то ли из желания окончательно запутать и без того растерявшегося читателя, писатель публикует еще одну книгу, но на этот раз на титульном листе значится: «Джинн, или красная дыра в разобранной мостовой». От «Rendezvous» текст отличался лишь добавленным предисловием, в котором автор якобы представляет повесть, поведанную Симоном Лекёром, и «делает попытку» установить его личность, сообщая при этом, что после исчезновения Лекёра обнаружили французский паспорт на имя Бориса Коршимена, инженера-электронщика, родившегося в Киеве (sic!) Затем загадочный персонаж вроде бы появляется в американской школе парижского квартала Пасси, считавшегося в свое время прибежищем эмигрантов, в том числе из России. Герой уже носит другую — то ли греческую, то ли венгерскую, то ли финскую — фамилию и преподает современный французский язык.

Пролистав предисловие и углубившись непосредственно в роман, внимательный читатель сразу обратил бы внимание и на прозвище Ян, которым главного героя наградили его ученики, и на его адрес — улица Амстердам, дом 21, и на некоторые черты его внешности — очень светлые волосы и ярко-зеленые глаза.

Все продумано до мельчайших деталей, вплоть до запланированных многочисленных ассоциаций, возникающих при произнесении имени главной героини, поскольку существует целый ряд омонимов и паронимов: jean, gin, djinn, Jane, Jean. Получается причудливое смешение американских и английских реалий с восточным волшебством. Нельзя тут не упомянуть одноименное стихотворение Виктора Гюго в форме ромба, которое начинается с двусложной строфы, ею же заканчивается, а в середине — кульминация, подчеркнутая длинной александрийской строкой. Не правда ли, где-то нам это уже встречалось? Недаром критики называли Роб-Грийе фантастом, «спелеологом воображаемого», «ясновидцем», «мечтательным геометром», «чудотворцем».