В школе известие о моем участии в экспедиции произвело настоящий фурор. Будь на моем месте другой мальчишка, он бы зазнался. То, что я отнюдь не сиял, не радовался, все принимали за сдержанность и скромность и еще более восхищались мной. А я был самому себе противен, как самый отъявленный лицемер. Чтобы заглушить это тягостное чувство, я погрузился в учебу и перешел в седьмой класс с одними пятерками.
Все проходит... Прошел учебный год, прошло тяжелое прощание с бабушкой, проводы, шумиха. Мы с мамой вдвоем на самолете. Отец и остальные члены экспедиции выехали раньше.
Самолет я перенес плохо: меня мутило, несколько раз даже вырвало, адски болела голова. Никакой аэрон не помогал. Я потихонечку шепнул маме, чтобы не вздумала кому сказать о моем участии в экспедиции. Скажут: какой он полярник! Потеха, да и только! Мама поняла меня с полуслова и кивнула головой. Сама она замечательно переносит и качку, и воздушные ямы, и старт, и приземление.
Я лежал, закрыв глаза и стиснув зубы, в откидном кресле, стараясь не думать о плывущей далеко-далеко внизу тайге, реках и острых скалах. Когда меня не рвало, я притворялся спящим. Меня долбила одна мысль: "Зачем они тащат меня на этот проклятый Север?" Нелегкое дело быть сыном таких беспокойных родителей, как мои.
Пассажиры угощали меня ломтиками лимона и шутили, что летчика из меня не получится. "Если отцу не придет в голову делать из меня пилота,- подумал я.- Он-то бы сделал! Стал бы тренировать мой вестибулярный аппарат, пока я не вывернулся наизнанку".
Из меня не выйдет летчика. Хорошо, если бы и полярного исследователя не получилось. Должно быть, я очень странный мальчик... Либо действительно трус.
Глава третья
ТЕЛЕГРАММА
Это была совсем короткая телеграмма. "Магадан. Гостиница. Лилии Васильевне Черкасовой". Режиссер Гамон-Гамана извещал маму, что освободилась вакансия "героини" и что она может ее занять. Просил не задержать с ответом.
Телеграмму принесли вечером, когда все участники экспедиции собрались у нас в номере обсудить окончательно, на чем добираться до плато.
От выбора пути и способа путешествия зависело многое. Планы, так хорошо разработанные в Москве, шли в Магадане насмарку. Отец выходил из себя, профессор Ангелина Ефимовна Кучеринер тоже. Они даже не спорили эти дни, временно объединившись против невозмутимых магаданских "бюрократов".
Отец твердо решил вторую экспедицию на плато оснастить самыми современными средствами передвижения и исследования. Была предварительная договоренность с Магаданом о предоставлении экспедиции специального вертолета. Начальник магаданского отделения Аэрофлота Фоменко не отказывал предоставить вертолет, но лишь через месяц, по окончании весенней путины.
- Какое отношение имеет к нам путина? - возмутился отец.- Экспедиция не может ждать!
Ему резонно ответили, что вертолеты в данное время нужны для разведки рыбы и морского зверя, а также ледовой разведки. Есть еще один вертолетик Ми-1, но он переброшен на прокладку телеграфного и телефонного кабеля в высокогорной местности. Через месяц-другой вертолет освободится, и тогда можно будет его передать в наше распоряжение.
Представляю, как отец взревел от этого "месяц-другой". Но он рассказывал, будто он сдержался и очень вежливо разъяснил, что Ми-1 пригодится нам на плато, и не через "месяц-другой", а самое большее через три дня, для исследовательских работ. Но доставить на плато восемь человек и довольно значительный груз вертолет Ми-1 не сможет, так как поднимает всего двух-трех пассажиров. Для этой цели нам необходим Ми-4 (десятиместный).
- Придется обождать,- хладнокровно ответствовал Фоменко.
Как отец ни возмущался, ничего не мог сделать. Он ежедневно, как на работу, ходил к девяти часам в Аэрофлот и во все другие учреждения, могущие повлиять на упрямого Фоменко. Но Фоменко нудным тоном повторял:
- Вертолет будет после окончания весенней путины.
- Когда же она закончится, ваша путина? - орал отец.
- Весна в этом году поздняя,- неопределенно буркал Фоменко.
Женя Казаков, геофизик, предложил доверить переговоры ему, поскольку у него есть дипломатические способности. "Уж я-то договорюсь",- божился Женя. Переговоры поручили ему.
Он действительно договорился. Аэрофлот давал нам специальный грузовой самолет и восемь парашютов, по числу участников экспедиции. Они обещали выбросить всех нас вместе с нашим грузом прямо на плато.
Все заметно скисли, так как никто, кроме Жени, еще ни разу не прыгал с парашютом.
Женя стал уверять, что прыгать с самолета (на плато, усеянное острыми скалами!) совсем не страшно, и он "быстро научит". Все грустно молчали.
- А почему мы не можем, как все люди... путешественники, идти с вьючными лошадьми? - спросила с досадой наш географ Валя Герасимова.
Она только год как окончила Ломоносовский университет, и это была ее первая серьезная экспедиция (ездила лишь студенткой в каникулы на Саяны). Вале было двадцать четыре года, но никто не давал ей больше восемнадцати. Походила она на мальчишку: длинноногая, вихрастая, ловкая, глаза серые, озорные. Валя Герасимова - папина ученица, и он был о ней очень высокого мнения, мама удивлялась - почему. По ее мнению, это была самая обыкновенная девочка.
